Железный Гулаг

Американский джинсовый костюм, молниеносно переодетый мною в палатке, поразил всех. Насмешки, восхищения, похвалы, издёвки неслись мимо моих ушей, пока я бежал к лестнице, ведущей к люку, как мне тогда казалось, космического корабля, который должен доставить нас на землю после длительного путешествия. У меня было состояние возбуждённой эйфории, страх перед неизвестностью перемешивался со счастьем предвкушения свободы. Я пытался составить план первых минут высадки на поверхность, но ничего не получалось. Мысли разбегались.

Меньше двух лет длились моё пребывание в подземелье, можно сказать, и привыкнуть-то не успел, но душа радовалась безмерно. А что же чувствовали те, кто прожил здесь десять, двадцать, или как «Харон» и Лев Васильевич, сорок лет? Непостижимо было понять мне их состояние.

В «челнок» уместились все свободно. Даже оставалось ещё место. Стариков усадили на табуретки, инструмент уложили посредине на решётку вокруг кабеля и троса. Потихоньку плавно лифт стал подниматься. У мотоциклетной ручки хозяйничал сам бригадир.

– Славик, как слышно? – спросил Саня по громкой связи.

– Отлично. Но давайте по тише. Мы теперь не одни. Я не знаю, как акустика будет работать в открытой шахте. Может эхом долетает до верха.

– Понял, – Саня приглушил голос. – Едем молча, если нужно, разговариваем шёпотом.

– Здесь шум моторов и лязг шариков по железу, заглушат даже крик, – возразил я в полный голос.

– Ну, тогда давай, песню затянем, – зло съязвил бригадир, понимая, что переусердствовал в командах, пойдя на поводу у Славика. – Чего зря болтать-то.

Я пожал плечами и промолчал. Ясно, что нервы сейчас у всех напряжены, зачем их продолжать расшатывать.

Саня прибавил скорость. Началась небольшая вибрация. Четыре лампочки затряслись, освещая рывками серьёзные лица ребят. Иосиф Фёдорович, сидящий недалеко от меня, казалось, совсем приуныл. «Человеку почти девяносто лет. – Подумалось мне, – Зачем ему это нужно? Куда он едет? Увидеть небо, вздохнуть полной грудью свободного воздуха и умереть. И они ещё хотят сдаться. Выдержит ли он допросы? А если все сложится хорошо, то замучают всякие пресс конференции. Слава ему уже не под силу».

Вряд ли, вообще, старикам нужна слава. Скорее ими движет желание оживить своё имя, если так можно выразиться, реабилитироваться в глазах общества уже по настоящему, а не посмертно. Конечно, они заслужили это. Может напоследок увидят своих внуков и правнуков. Или, правда, основная их цель – предостеречь мир и стать предателями? Не знаю. Я, наверное – эгоист. Все же для меня первостепенно – вырваться на свободу и выжить, а все остальное потом. Если я сдамся, то увижу семью, если нет, то буду скрываться всю оставшуюся жизнь. У меня чуть меньше трёх часов, что бы решить эту дилемму.

Я любил свою жену, дочку, родителей. И у меня накатывались слёзы, при воспоминаниях о семье. Но прошло уже почти три года, как они меня похоронили. Уместно ли будет моё воскрешение? Нет не для отца с мамой. Для жены. Трудно сказать. И всё же моя интуиция подталкивала меня к официальным действиям. Если в дальнейшем вскроются детали подрывной работы Советского Союза, то неизбежно всплывёт и моё имя. И спросит отец у того же Льва Васильевича: А где Лёша Соколов? И что он ответит: сбежал в Турции. Стыдно. «Будь, что будет, пойду сдаваться», – окончательно решил я в мыслях.

«Челнок» поднимался с приличной скоростью. Шахта вибрировала, но держалась крепко. Славик шёпотом передал по громкой связи, о прибытии на станцию остальных. Ильхам азербайджанец из четвертой бригады дорожников находился уже у него в будке, готовый вступить в диалог со случайными свидетелями. Всё шло по плану. Лампочки Саня выключил, и теперь мы, задрав головы, вглядывались в кромешную тьму.

Время, как будто застыло. Я даже не видел Ваньку, стоявшего рядом со мной. Не знаю, сколько ещё мы проехали, но наконец, тихий голос оператора взбодрил нас:

– Притормаживайте, осталось метров двести триста.

Парни зашевелились. Саня сбросил скорость до минимума. Шум от моторов и шариков поутих. За стенками пружины послышалось журчание воды. Сердце колотилось барабанной дробью в ушах. Я на слух понял, что старики встали со своих табуреток.

– Включите кто-нибудь фонарик, а то головы разобьём о буры, – прошептал бригадир.

Мага включил фонарь, прикрыв его ладошкой. Более или менее стали видны очертания «челнока» и напряжённые скулы моих соседей. Мы уже не ехали, а просто подкрадывались к верху. Первое, что поразило – это воздух. Он был другой, настоящий, медовый, ночной. Заполнив все пространство в шахте, и забравшись в наши лёгкие, турецкий озон пьянил. У меня даже на мгновение закружилась голова.

И, вот, наконец, показалось кольцо с моторчиками, всё переплетённое, как паутиной, медными трубками с фреоном. Сквозь них проглядывались звезды. Неповторимое ощущение для узников – после стольких лет заточения под землёй увидеть звезды на летнем ночном небе. Саня подвёз лифт на вытянутую руку к бурам и шёпотом скомандовал: