Железный Гулаг

Однозначно, имела место измена. Я оказался прав, когда говорил о недооценённой нами работе КГБ. Все было у них под контролем. И, как спустя три месяца, рассказал Саня, открытая шахта заинтересовала Советское государство. Она становилась многофункциональной: появилась возможность проникать на чужую территорию отряду диверсантов, да, в случае необходимости, и целой армии. Доставлять любой груз, минуя границы. И наконец, никто не отменял подъем на поверхность термоядерной бомбы, даже появились плюсы – отпала необходимость в разрывных зарядах. Поэтому всё шло у нас так гладко. Подполье, усыплённое видимым отсутствием контроля над подземельем, совершило роковую ошибку, проглядев «иуду» в своих рядах. Им, как выяснилось позже, оказался оператор Славик. Он просто исчез. Сначала думали, что его уволили за пособничество побегу, но после Саня узнал через «своего» охранника наверху, правду. Никакой сестры у него не было, а члены вольной ячейки, якобы не согласные с военной доктриной Советской власти – выдумка чекистов. Да это стало уже и не важно. Умерла надежда. Безвозвратно и навсегда.

Как не парадоксально, но за Турецкую шахту всех подземельцев поощрили телевизорами. Новенькие цветные «Рубины» установили в каждой секции, в столовой и клубе. Они вещали четыре канала. Правда «Максимыч» давно обещал протянуть сюда антенну, но ушлая власть приурочила это обещание к событию и преподнесла, как подарок. Николай Максимович не проронил ни слова о побеге, как будто ничего и не случилось. Выдержке и тактике руководителя можно было позавидовать.

Телевидение привнесло в наш быт небольшую осмысленность. Хотя все из нас и понимали, с какой примитивностью пропагандируются, события прекрасной жизни в союзе, а порой даже чистая ложь льётся с экрана, но все равно, мы смотрели его запоем. Оно помогало нам обманываться чувством принадлежности к этой стране. Особенно смеялись над выступлениями военных начальников, которые усердно докладывали о разработках новых ракет, самолётов, танков. И чем больше звёзд сверкало на погонах выступающего оратора, тем смешнее нам было. Уж слишком серьёзно генералы нахваливали своё вооружение, что никак не походило на стратегический цинизм. Скорее всего, подавляющее большинство из них не были посвящены в секретный проект ЦК КПСС, и в наших глазах они казались неуклюжими невеждами.

На «Ленстали» чаще стали появляться военные и гражданские. Они спускались с разными ящиками, контейнерами, цистернами, – все это грузили на «трамволеты» и увозили на станцию «Анкара». Поговаривали, что учёные намереваются пробурить одну из «тур». «Иерусалимцы» придумали способ проникать сквозь «железный лёд». Все гениальное – просто. Решили сверлить, и сразу устанавливать трубу, что бы она препятствовала сжиманию. А уже сквозь неё изучать внутреннее пространство. Нас, естественно, не посвящали в подробности результатов экспериментов. Приходилось довольствоваться слухами.

Две бригады вместе с нашей, оставшиеся не у дел, кинули на прокладку дороги в Японию. Работа оказалась не особенно тяжёлой. Единственный минус: весь день приходилось находиться в маске. Норма – четыре километра в сутки. Жили в большой передвижной брезентовой палатке, мигрирующей с нами по ходу движения. Устанавливали столбы, тянули кабеля, сваривали трубы с водой и воздухом, рисовали дорогу. Не знаю, каким образом труд превратил обезьяну в человека, но то, что он лечит все душевные травмы – известно мне доподлинно.

Отпуск на строительстве дороги сократили до одной недели. Да и на «Ленстали» было уже совсем скучно, если не считать телевизора. Ванька забросил свой велосипед, мотивируя отсутствием напарника. «Вот будут ещё раздавать подарки, ты, Леха, заказывай себе тоже, велик. Будем вместе ездить, хоть не страшно будет», – говорил он.

Саня изменился. Постарел прямо на глазах. Вся его активность и лидерские качества куда-то исчезли. Он так и не смог оправиться после провала побега. Лев Васильевич появлялся в столовой очень редко, здоровался и проходил мимо. Жизнь в подземелье, казалось, поделилась на части: до побега и после. Но нужно было продолжать жить. Не знаю зачем, с какой личной целью мы цеплялись за это существование. Безусловно, так устроен человек: маленькая искорка невидимой надежды, сохраняемая до последнего вздоха, всегда будет сильнее решения самоубийства, о котором подумывал, наверное, каждый здесь на глубине сорока восьми тысяч метров.

***