— Мы здесь не ставим под сомнение вашу искреннюю убежденность, она здесь ни при чем, — ледяным тоном ответил Брандт. — Вы имеете право подтверждать лишь то, что видели воочию, а не то, что услышали из чьих-то уст. На мой взгляд, нет ничего более презренного, нежели пытаться присвоить себе лавры, которые по праву принадлежат тому, кто пал на поле боя. Я же вынужден прислушаться к показаниям штабс-ефрейтора Штайнера. Он находился в непосредственной близости от Мейера. Если он не откажется от своих слов, что гауптман Штрански во время вышеназванной контратаки был не с ротой, а где-то еще, то я буду вынужден наложить на гауптмана дисциплинарное взыскание.
С этими словами он повернулся к Штайнеру:
— Вы не отказываетесь от своих слов?
В комнате воцарилось молчание. Штайнер колебался, не зная, что предпочесть — правду или возможность избавиться от врага самым дешевым и легким способом. Он был отнюдь не в восторге от того, что кто-то посторонний вмешивается в его с гауптманом отношения. Это его проблемы, и решать их тоже ему самому.
— Могу я обдумать этот вопрос в течение нескольких дней? — спросил он у Брандта.
Тот опешил.
— Обдумать? — переспросил он с гневом и разочарованием в голосе. — А что, собственно, здесь обдумывать? Вы видели гауптмана? Да или нет?
Штайнер закусил губу. Но в это мгновение к нему пришла помощь — пришла оттуда, откуда он ее не ожидал.
Кизель поднялся со своего места и стремительно направился к ним.
— По-моему, штабс-ефрейтор Штайнер прав, — произнес он, обращаясь к Брандту. Тот сидел за столом мрачнее тучи. — На столь важный вопрос не стоит отвечать сгоряча, здесь необходимо все как следует взвесить.
Брандт вскочил на ноги:
— Только не надо заводить ту же самую чушь! Здравый смысл должен подсказывать вам, что…
Он не договорил, заметив, что Кизель многозначительно ему подмигивает. Тогда полковник повернулся к Трибигу и Штайнеру и велел им подождать за дверью.
— В чем дело? Что за чепуха здесь происходит? — спросил он у адъютанта, когда те двое вышли вон.
— Разумеется, чепуха, — согласился Кизель. — Штайнеру прекрасно известно, где находился во время контратаки Штрански.
Он сделал несколько шагов по комнате, затем резко обернулся.
— У нас с вами есть два варианта, — добавил он спокойно. — Вы можете довести расследование до конца и даже отправить Штрански под трибунал. Но в этом случае Штайнеру придется выступать в качестве свидетеля. Не думаю, что ему понравится эта роль. Возможно, именно по этой причине он хотел бы спустить это дело на тормозах.
Брандт задумчиво потер подбородок.
— Мы могли бы его не вмешивать, — предложил он после долгой паузы.
Кизель с сомнением покачал головой.
— Штрански заподозрит неладное, — возразил он. — Если мы не привлечем главного свидетеля, он наверняка задумается над нашим поведением и сделает неправильные выводы. Думаю, нам не стоит подставлять себя. Более того, мы при всем желании не сможем посадить в грузовик всех солдат второй роты — сорок два человека — и отправить бог знает куда, чтобы они выступили в роли свидетелей. — Заметив, что начальник нахмурился, Кизель шагнул к нему ближе и заговорил едва ли не умоляющим тоном: — На вашем месте я бы не стал делать ничего такого, что грозило бы Штайнеру вторым военным трибуналом, на котором он будет выступать пусть даже в роли свидетеля. Штрански наверняка припомнит его прошлое, и мы с вами окажемся в щекотливом положении. К тому же открытым остается вопрос: сумеем ли мы убедить судей?
— Но это же курам на смех! — рявкнул Брандт и стукнул кулаком по столу. — Он не сумеет обвести меня вокруг пальца, да еще так, чтобы обман сошел ему с рук!
— И не сойдет, — спокойно ответил Кизель. — Я говорил о двух вариантах. Но вы, если примете мое предложение, можете нанести гауптману куда более чувствительный удар.
— Это как же? — спросил полковник.
Кизель сел на стул и закинул ногу на ногу.
— Сегодня вечером я внимательно наблюдал за Штайнером, и мне кажется, что я кое-что понимаю в психологии. По моему убеждению, ему не только претит перспектива выступить свидетелем на военном трибунале, но и сама мысль о том, что он будет главным свидетелем против Штрански.
Брандт покачал головой:
— Но почему, во имя всего святого? Судя по тому, что рассказал Мерц, он должен гореть отмщением.
Полковник издал раздраженный смешок.
— Нет, Кизель, с вашей стороны это чистой воды фантазия! Штайнер спит и видит, как Штрански корчится в аду. Кстати, я хотел бы знать, что, собственно, произошло сегодня вечером. — Брандт потер подбородок. — Я вам с самого начала говорил, что между этими двумя начнутся трения, — добавил он с упреком в голосе, на что Кизель лишь пожал плечами.