Желтая жена

– Кусочек пирога? – предложил Тюремщик, когда я уселась на привычное место.

Я отрицательно качнула головой, изо всех сил стараясь не выдать бушевавших в душе эмоций. Воздух в комнате был спертый. Я облизнула пересохшие губы.

– Лучше я поиграю, можно?

Едва пальцы коснулись блестящих клавиш из слоновой кости, все мое существо погрузилось в некое подобие транса. Я играла одну пьесу за другой, вспоминая самые неистовые, кипящие ритмами мелодии. Изнуряя себя клокочущей внутри яростью, я играла до тех пор, пока по спине не побежали ручейки пота. Темп нарастал, из-под рук лилась злая, полная отчаяния музыка. Я отдавалась ей всем телом, чувствуя, как сводит пальцы и ломит поясницу.

Наконец я исчерпала себя. Музыка смолкла.

– Как мило. – Тюремщик наградил меня отрывистыми аплодисментами. – Думаю, можно выставлять тебя в таверне для игры на публике.

Вскочив со стула, я захлопнула крышку инструмента.

– Я хочу домой!

– Твой дом здесь.

Тюремщик пересек комнату и приблизился ко мне. Не успела я опомниться, как очутилась в его объятиях. Руки хозяина скользнули по моей взмокшей спине и устремились вниз. Я замерла, почувствовав, как он сжал мне ягодицы.

– О, Фиби, – выдохнул он. Страстное желание, позвучавшее в этом долгом вздохе, напугало меня.

– Можно мне вернуться к себе? – пролепетала я.

Каждое его прикосновение жгло огнем. Хозяин тронул меня за виски и приблизил свое лицо к моему, наше дыхание смешалось.

– Не надо бояться меня, Фиби. Я хочу открыть тебе целый мир. – Лапье заставил взглянуть ему в глаза. Они были изумрудно-зеленого цвета.

– Пожалуйста, мне нужно лечь… в моем состоянии. – Я сделала вид, что закашлялась.

Он уткнулся носом мне в шею и сделал глубокий вдох, словно поглощая запах моего тела.

– Спокойной ночи, Фиби Долорес Браун.

Хозяин расцепил объятия. Пошатываясь, я добрела до комнаты, захлопнула дверь и принялась сдирать с себя платье, ожесточенно скребя ногтями кожу там, где ее касались губы Тюремщика. Я забралась в постель и попыталась уснуть, но сон не шел, в ушах звенели слова Элси: «Слыхала, как именуют это место? Полакра земли дьявола. И кто, по-твоему, тот дьявол?»

Глава 15 Девушки для увеселительного заведения

Я наблюдала, как снежные хлопья опускаются на землю и превращаются в слякотные лужи. В голове бродили тоскливые мысли о том, что до конца зимы мы увидим еще не один снегопад. Минуло полгода моего пребывания в тюрьме Лапье. В последние месяцы я стала неуклюжей и ковыляла словно утка, постоянно опасаясь поскользнуться, упасть и причинить вред ребенку. Днем я чувствовала себя усталой, а ночью долго ворочалась с боку на бок, стараясь найти удобное положение для огромного живота. Тошнота стала моей верной спутницей. Наклоняясь над умывальным тазом, я пыталась понять, что означает урчание в желудке – голод или подступающую дурноту. Ноги отекли и болели, будто при каждом шаге я наступала на острые иглы, а толчки ребенка ощущались так, словно изнутри меня бьют кузнечным молотом. Но я точно знала: выживание во владениях Лапье зависит от того, насколько мой труд окажется полезным, и продолжала изо дня в день работать в мастерской.

Я дошивала детскую распашонку из обрезков ситца, когда в дверях появился Тюремщик. Рядом с ним стояла девушка. Она была на несколько лет моложе меня и такая светлокожая, что, если бы не веревки на запястьях, я не удивилась бы, представь он ее как свою родственницу.

– Подбери ей платье из наших запасов, да получше. Убедись, что девчонка вымыта и накормлена. Через час она понадобится мне в таверне.

Я кивнула. Оставив невольницу на моем попечении, Тюремщик удалился. Голубые глаза девушки настороженно оглядывали склад. Она была похожа на запуганную овцу, которая не понимает, куда и зачем ее привели. Я сама прекрасно помнила ощущение растерянности и страха и потому, едва дверь за хозяином закрылась, развязала бедняжку. Вид веревок вызывал у меня отвращение. К тому же какой в них смысл: ни малейшего шанса на побег у нее все равно не было.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Шарлотта.

– Откуда ты родом?

– Элизабет-Сити.

Юбка девушки была измята и надорвана возле пояса, словно кто-то пытался стянуть с бедняжки одежду. Судя по теням под глазами и покрасневшим векам, она мало и плохо спала. Порывшись в ворохе одежды, предназначенной для починки, я отыскала подходящее по размеру платье темно-голубого цвета. Шарлотта безучастно смотрела в потолок, пока я подгоняла его в талии. Мрачное настроение девушки было понятно. Я постаралась развеять висящую в воздухе тоску, притворившись, будто готовлю милого ребенка к праздничной вечеринке. Но все мои усилия оказались напрасны: образ обнаженной Матильды, выставленной на всеобщее обозрение на помосте аукциона, не шел из головы. Тяжелое молчание сделалось невыносимым. Я стала задавать девушке вопросы, и в конце концов мне удалось разговорить ее. Невольница поведала свою историю: