На них я внимание обратил. Дети, похоже, всегда во что-то играли или же сами что-то изучали. Сначала я удивлялся, когда же они ходят в школу, но потом выяснилось, что они туда не ходят — таким представлялось обучение. Без всякого школярства.
— Мы тысячу шестьсот лет занимаемся разработкой все более улучшенных игр для детей, — продолжала Сомель.
Я пришел в ужас.
— Разработкой игр? — не понял я. — В смысле — придумываете новые игры?
— Совершенно верно, — ответила она. — А вы разве нет?
Тут я вспомнил детский сад, разработанные госпожой Монтессори[8]
«материалы», и осторожно ответил:— В некоторой мере — да.
И добавил, что большинство наших игр — очень старые, они из глубины веков передаются из поколения в поколение.
— И каково их действие? — спросила Сомель. — Они развивают способности, которые вы хотите поощрять?
Я снова вспомнил заявления ярых поборников и сторонников «спорта», после чего так же осторожно ответил, что в теории это отчасти так.
— Но детям эти игры
— Ты же видишь детей, — ответила она. — Разве ваши дети более увлеченные, заинтересованные и счастливые?
И тут я подумал, по правде сказать, как никогда раньше не думал, о виденных мною праздношатающихся скучающих детях, нывших: «Чем бы еще заняться?» О бегающих по улицам группах и стайках детворы, о значении заводил, обладающих инициативой и вечно стремящихся «что-то затеять», о детских праздниках и тягостных обязанностях старшего поколения «развлекать детей». А еще о бурных водах неуправляемой активности, называемой у нас «озорством», о дурацких, опасных и иногда злодейских поступках, совершаемых ничем не занятыми детьми.
— Нет, — мрачно ответил я. — По-моему, нет.
Дочь Женландии рождалась не только в тщательно подготовленном к ее появлению на свет мире, полном увлекательных игр и возможностей учиться, но и в обществе, где присутствовало множество учителей, с рождения готовившихся к своей работе, чьей обязанностью было сопровождать детей в пути по тому, что казалось нам совершенно невозможным — по сверкающей дороге к знаниям.
Их методики не содержали тайны. Приспособленные к воспитанию детей, они были по крайней мере понятны взрослым. Я много дней провел среди малышей, иногда вместе с Элладор, иногда без нее, и начал ощущать мучительную боль за свое детство и за детство всех, кого я знал.
Построенные для детей дома и разбитые для них сады были спланированы таким образом, чтобы предотвратить саму возможность получить травму. Там не было ни лестниц, ни острых углов, ни маленьких предметов, которые можно проглотить, ничего горючего — прямо детский рай. Девочек как можно быстрее обучали управлять своим телом, и я раньше никогда не встречал столь уверенных, ловких и смышленых малышей. Было отрадно глядеть на ряды учившихся ходить ребятишек, не только на ровном полу, но и чуть позже на резиновых полосах, приподнятых на несколько сантиметров над мягким дерном или толстым ковром. Они с радостными криками падали, возвращались к началу и снова пытались пройти до конца дорожки. Конечно, мы замечали, как дети любят на что-то залезать и идти! Однако мы никогда не догадывались использовать подобный неисчерпаемый источник радости в целях их физического воспитания.
Конечно, они росли рядом с водой и учились плавать даже раньше, чем ходить. Если сначала возможные результаты этой слишком интенсивной системы опеки и обучения меня немного пугали, то страхи рассеялись, когда долгими солнечными днями я глядел на радостные игры и крепкий сон, в которых эти небесные создания проводили свои первые годы. Они даже не догадывались, что их обучают. Они и подумать не могли, что при сочетании шумного и веселого опыта с успехом закладываются основы прекрасного чувства сплоченности, которое с течением лет становилось в них все крепче. Это было обучение будущих членов общества.
Глава 10
Их верования и наши свадьбы
Мне как мужчине, иностранцу и христианину — среди прочего я был одним из них — понадобилось много времени, чтобы обрести ясное представление о религии Женландии.
Обожествление материнства было достаточно очевидным, однако верования включали в себя гораздо больше этого. Или по крайней мере шире моего первоначального толкования.
По-моему, лишь полюбив Элладор больше, чем в моем понимании человек мог любить человека, начав по достоинству ценить ее духовную сущность и склад ума, я получил представления о местных верованиях.
Когда я спросил ее об этом, она сначала попыталась мне все объяснить, а затем, видя мою растерянность, расспросила о наших религиях. Скоро она узнала, что их было много и они очень разнились, однако имели много общего. Моя Элладор обладала ясным, светлым и методичным умом, не только логичным, но и быстро все схватывающим.