— Спасибо, товарищ. Так вот, ровно три недели назад на мой участок приходит хозяин и говорит: «Барнетт, ты член Рабочей лиги?» Я засмеялся и говорю: «Да, босс, я член Лиги. Буассон для нас, рабочих, не подходит». Хозяин кивает головой, спрашивает еще что-то по работе и идет своей дорогой. Это было в понедельник, а в субботу меня уже уволили; предлог простой — сокращаются работы. Мы же все знаем, что это вранье. А настоящая причина в том, что они собираются преследовать всех членов Рабочей лиги. Как вы сами понимаете, мне уже не получить работу ни на этих, ни на других промыслах острова. Они взяли меня на заметку. В Пойнт-Фортине, Пало-Секо, Пуэнт-а-Пьер, в любом другом месте, как только я назову свою фамилию, они узнают, что я работал здесь и был уволен, как член Лиги. Чтобы получить работу, я должен переменить фамилию. Я должен сказать, что никогда не работал на промыслах. А это означает, что мне будут платить меньше. Так они вышвырнут нас всех, одного за другим. А что тогда? Как уже сказал товарищ Француз, они даже не желают разговаривать с нами. Ясно, чего они хотят: чтобы рабочие не поддерживали Лигу. Если мы будем сидеть сложа руки да лишь языком болтать, — улыбка его стала еще шире, когда он лукаво взглянул на Француза, — ничего хорошего из этого не выйдет. Нам нужны профсоюзы. Надо немедленно превратить нашу организацию в профсоюз. Это ясно, как день. Если товарищ Француз внесет такое предложение, я поддержу его.
Барнетт сел. Пейн, сидевший поблизости, качнул худой ногой, шмыгнул носом и, скользнув взглядом по Лемэтру, уставился в пол; он явно выжидал, накапливая гнев.
Лицо Лемэтра было непроницаемо. Однако, прежде чем он успел ответить Барнетту, с места поднялся пожилой рабочий.
— Товарищ председатель!
— Да, говори, говори! — нетерпеливо ответил Лемэтр.
Рабочий начал жаловаться на судьбу бурильщиков. Он обучает молодых белых рабочих бурению, а зарабатывает всего один доллар шестьдесят центов в день, в то время как его ученики получают восемьдесят долларов в месяц.
— К тому же, когда тебе стукнет сорок пять, компании ты уже не нужен. Мне сейчас сорок три. Вот теперь-то они и скажут мне, что я стар и вышел в тираж. А в работе я за пояс заткну любого из этих белых...
Он еще не закончил, когда Лемэтр встал, отодвинул стул и, обойдя стол, шагнул вперед. Он немного нагнул свою крупную голову и исподлобья посмотрел на бурильщика.
— И ты хочешь, чтобы организация помогла тебе сохранить работу? — Лемэтр хлопнул ладонью левой руки по столу.
— А для чего же я вступал в нее?
— Итак, мы создаем профсоюз. Это очень просто, закон нам разрешает это. — Правой рукой Лемэтр сделал жест, означавший презрение. — Но тут-то и начинается самое интересное. Мы приходим к хозяину и говорим: «Мы — профсоюз, мы — представители рабочих» — и бьем себя в грудь. А он отвечает: «Начхать мне на ваш профсоюз. Убирайтесь-ка вон отсюда!» Что же мы сделаем тогда? Какой процент из тех двух с половиной тысяч, что работают на этих промыслах, вступил в нашу организацию?
— Мы объявим забастовку! — крикнул из зала молодой голос.
Лемэтр деланно рассмеялся, и лицо его исказила гримаса.
— Хороша забастовка! Один бурильщик да бедный Персиваль, — и он указал на Француза. — Забастовка! Ну, еще прибавьте пару водителей грузовых машин. Вот так вы и собираетесь бастовать? Если уж бастовать, так прижать капиталистов как следует. Прежде всего надо организовать шоферов. Если нам это удастся, мы остановим всю работу на промыслах.
Бурильщик был вне себя.
— Пока ты стучишь здесь кулаком по столу, какие муки люди терпят! — крикнул он.
Улыбаясь уголком рта, Барнетт спросил:
— Что же вы нам предлагаете, товарищ председатель?
— Организоваться! — выкрикнул Лемэтр. — Всем нам трудно — мне досталось не меньше, чем любому из вас. Именно поэтому мы и должны быть сильными, прежде чем начинать борьбу. Ведь они-то чертовски сильны. Не стоит забывать об этом, иначе им будет легко нас уничтожить.
— Но ты-то сам не раз нападал на Буассона за то, что он тянет с профсоюзами!.. — начал опять бурильщик.
— Хорошо, мы создадим профсоюзы, — перебил его Лемэтр. — А кто начнет забастовку? Только укладчики труб по-настоящему могут теперь поддержать нас. Если забастовка провалится, хозяин может взыскать с нас убытки. Он нас разденет догола. Он уничтожит организацию.
— Пораженческие разговоры, товарищ! — крикнул Пейн, вскочив с места, тряся головой и размахивая руками. — Надо как-то облегчить положение рабочих. Взглянем фактам в лицо! Или мы будем бороться за права рабочих, или Лига станет богадельней! Посмотрите на тех, кто работает на укладке труб в Эрине! Да разве они не готовы бастовать хоть сейчас? — Он топнул ногой. — Или борьба, или конец нашей организации!
Лемэтр, плотно сжав губы, внимательно смотрел на друга.
«Он воевал за империю, — думал он, глядя на бисеринки пота на желтом лбу чахоточного Пейна. — Как он еще жив до сих пор? Он очень болен, а разум, воля у него сейчас крепче, чем когда-либо. Пейн озлоблен, и Француз тоже, и многие другие. Как мне сдержать их?»