Жемчужина короны

— М-м. Я лично знаком с герцогом М. Я могу написать ему письмо, объяснить ситуацию и попрошу устроить нам встречу с директорами сразу же по приезде.

Доллард снял трубку и дал указание секретарю узнать, когда отбывает ближайший пароход в Англию...

Две недели спустя Лемэтр предстал перед судом. Его обвиняли в подстрекательстве к бунту, в использовании слов, рассчитанных на то, чтобы возмутить умы, вызвать классовую вражду и неуважение к законам. Процесс вел судья Осборн.

Лемэтр хотел взять в защитники известного королевского адвоката мистера де Кудре, но последний отказался. По его мнению, которое он, правда, высказывал только в семейном кругу, Лемэтр должен был получить по заслугам. Лемэтр нанял адвоката индийца, но после длительных бесед с ним он понял, что тюрьмы ему не избежать и он только выиграет, если сам будет вести собственную защиту. Так ему по крайней мере удастся рассказать той части публики, которая до сих пор не смогла узнать это, что думает рабочий класс.

Зал суда был переполнен рабочими, с жадностью ловившими каждое слово. У дверей и в коридорах были выставлены дополнительные полицейские посты. Напряжение и нервное внимание на лицах присяжных подчеркивали всю важность происходящего; но они также свидетельствовали и о том, что присяжные чувствуют враждебность публики, присутствующей в зале. Только один судья Осборн хранил невозмутимое спокойствие.

Когда Лемэтру зачитали выдержки из его речей на митингах и собраниях, он ничего не стал отрицать.

— Да, я говорил это, — ответил он твердо. — И не отказываюсь от своих слов. Но я протестую против того смысла, который обвинитель пытается вложить в них. Я не призывал к насилию. Почему полиция не представила суду тексты всех моих речей? Они, должно быть, записали не одну из них. Если бы они представили и все остальные, то могли бы убедиться, что я не собирался призывать к насилию...

Однако главное Лемэтр приберег для своей речи, обращенной к присяжным.

— Господа присяжные! — начал Лемэтр с той же уверенностью, с какой выступал на собраниях в Даймонд-холле. — Меня обвиняют в разжигании вражды между классами общества, то есть между рабочими и хозяевами. Я не отказываюсь от произнесенных мною слов. Наоборот, я подтверждаю, что говорил их. Но употребляя их, я отнюдь не стремился разжечь недовольство рабочих; я просто говорил о том недовольстве, которое давно уже существует и существовало всегда. Найдется ли среди вас хоть один человек, который станет утверждать, что рабочие довольны? — Он ударил кулаком по барьеру.

Двое белых присяжных, которые уже порядком устали (заседание длилось пять часов), чистили ногти. Третий, мулат, скрестив руки на груди, зевал. Но гневная искренность в голосе Лемэтра прозвучала с такой силой, что глаза присяжных, белых и черных, обратились теперь к говорившему, а зевавший мулат посмотрел на Лемэтра с явным изумлением.

— Рабочие прекрасно понимают, кто их держит в рабстве, — продолжал Лемэтр, — и знают, что единственная надежда на мало-мальски сносную жизнь — это заставить хозяев поделиться с рабочими своими прибылями. Как вы видите, причиной недовольства рабочих являются сами же хозяева. Я, рабочий, вот стою здесь перед вами в качестве обвиняемого; меня обвиняют в том, что я разжигаю вражду между классами. Ну а что, по-вашему, делает Комиссия по установлению минимальной заработной платы, когда утверждает, что женщине-работнице в год нужна всего лишь одна пара нижнего белья? Я уверен, что многие из вас даже не читали этого доклада. А почему? Потому, что его постарались поскорей похоронить в архивах! — крикнул он во весь голос. — Даже правительство — и то стыдится его и боится, что...

— Подсудимый! — прервал его судья Осборн, — я настоятельно советую вам не повышать голос в суде. Мне не хотелось бы привлекать вас к ответственности еще и за неуважение к суду.

— Если я выказал неуважение к суду, ваше превосходительство... ваша честь, прошу простить меня. Я сделал это не намеренно, я слишком взволнован несправедливостью обвинения. Вот доклад комиссии, — продолжал Лемэтр, держа перед собой листок бумаги, — в нем черным по белому написано, что человек может прожить на шестьдесят девять центов день, и это в то время, когда тысячи рабочих, получая девяносто центов в день, живут в чудовищной грязи и нищете! Я спрашиваю вас, разве это не разжигает вражду между классами? С разрешения суда я зачитаю вам отдельные весьма поучительные места этого доклада...

Но снова судья Осборн прервал Лемэтра.

— Я хочу напомнить вам, что вы не на уличном митинге, а в зале суда и ведете собственную защиту против очень серьезного обвинения. Я не думаю, что доклад Комиссии по установлению минимальной заработной платы имеет отношение к вашей защите.