Жемчужина короны

Миссис де Кудре еще ниже опустила голову над вязаньем, пальцы ее задвигались еще быстрее, но она с трудом сдерживала дрожь в уголках рта и торопливо, украдкой смахнула несколько непрошеных слезинок. Героическим усилием воли подавила она поднимавшиеся к горлу рыдания: последние слова сына больно ранили ее. Вдруг она поднялась и, сжимая в руках серебряные спицы и неоконченное вязанье, поспешно вышла в спасительный полумрак гостиной.

Мистер де Кудре, уронив газету на кафельный пол, взволнованно шагал по веранде.

— Ну вот! — пробормотала тетушка Клотильда. — Мы все бежим от Африки, а он... — она растерянно пожала плечами.

Как-то месяца полтора назад, когда утихли волнения на острове, к Аурелии Энрикес снова заглянула ее приятельница, мисс Ричардс. Больше года не видела ее Аурелия, и та все еще не отдала ей пять долларов, которые заняла в 1935 году, чтобы избавиться от судебного пристава. Миссис Энрикес в этот день была дурно настроена. Расстрелы рабочих, предательский отказ Джо поддержать требования мусорщиков, собственные долги — все это слилось в ее душе в одно жгучее чувство гнева и отчаяния.

А тут еще мисс Ричардс, захлебываясь, начала рассказывать ей о своем племяннике, живущем в Нью-Йорке.

— Он так хорошо зарабатывает, дорогая, что даже прислал мне сорок долларов ко дню рождения, — хвасталась она.

Забыв о благодарности, желчная, злобная и завистливая, она хотела вызвать зависть у подруги. Племянник прислал ей всего десять долларов, но она превратила их в сорок.

— Благословение господне — иметь такого племянника, дорогая, — радовалась за нее миссис Энрикес, позабыв, что приятельница так и не отдала ей пять долларов. — Если бы у меня был такой племянник... Да что там племянник, я сама бы хотела уехать в Нью-Йорк. Говорят, что только добраться туда трудно, а уж там, дорогая, всегда можно заработать деньги.

— Совсем даже не трудно, Аурелия! Он очень легко уехал. Достал паспорт, детка, и уехал первым же пароходом.

— Как? А я слышала, что это так трудно, — удивилась Аурелия, и ее охватило страстное желание бежать из этого дома, с этого острова, от всех трудностей и забот.

Но мисс Ричардс не сказала ей, что ее племянник уехал в Нью-Йорк пятнадцать лет назад, когда еще сравнительно легко было получить визу. Не сказала она и того, что там его уже ждала работа. Она продолжала, как говорят креолы, «ворошить угли в печке», безбожно преувеличивала и врала, а миссис Энрикес верила каждому ее слову.

Когда мисс Ричардс ушла, Аурелия твердо решила пойти в американское консульство и попросить визу. На следующий день она продала умывальник и договорилась о продаже гладильной доски, чтобы иметь лишние деньги для покупки теплой одежды. Три дня подряд она говорила только о Нью-Йорке, объявила всем заказчицам, что скоро покинет их, и была так возбуждена, что совсем забросила работу.

Елена забеспокоилась. Она попыталась образумить мать.

— Что? Жить здесь со всеми этими предателями, с этими паразитами англичанами, голодать, когда можно уехать в Нью-Йорк, зарабатывать хорошие деньги? — возмутилась миссис Энрикес. — Ты ни к чему не стремишься. У тебя просто нет самолюбия. Что хорошего видим мы на этом острове? Посмотри на Джо, уж куда дальше! Просил, чтобы народ избрал его, наобещал с короб. А теперь против народа. А люди голодают. Кому теперь верить? Все тринидадские политиканы похожи друг на друга: думают только о собственной шкуре.

В эти последние два месяца Андре стал частым гостем в домике миссис Энрикес. Елена уже не сомневалась в том, что он любит ее. Но он ничего не говорил ей. Андре понимал, что, сделав это, он навсегда привяжет к себе Елену. И, хотя он знал, что любит ее, он медлил с объяснением, мучая и себя и ее, ибо все еще проверял свои чувства.

Он зашел к Елене в тот самый вечер, когда она тщетно пыталась отговорить мать от затеи с поездкой в Америку.

Сияющая и улыбающаяся миссис Энрикес решила и с Андре поделиться своими планами. Елена сидела молча и сосредоточенно разглядывала ногти. Когда мать наконец вышла, Елена начала было жаловаться на нее, на «новую сумасбродную идею, которая взбрела ей в голову» — «И она еще уверена, что я поеду с ней!..» — как вдруг голос ее пресекся, губы задрожали и она закрыла лицо руками.

Андре охватил страх.

— Ты уезжаешь? Как ты можешь? — воскликнул он и, наклонившись к ней, обхватил ее руками. — Елена! — умоляющим голосом прошептал он. — Я люблю... Посмотри на меня.

Она повернула к нему мокрое от слез лицо, жадно заглянула в глаза, ища подтверждения его словам.

А потом, разрыдавшись, обхватила его за шею, судорожно прижала его голову к себе. Наконец, вытерев слезы, она взяла его лицо в свои руки.

— Ты уверен в этом?

— Никогда и ни в чем я не был еще так уверен! — прошептал он, и любовь, светившаяся в его взоре, прогнала последнюю тень сомнения.

Елена закрыла глаза. Ее охватил трепет.

«Может ли это быть?» — думала она, чувствуя, как летит куда-то в неведомый мир, где царит одно счастье.