Жемчужина короны

— Задали трепку? Трепку? — сказал он с раздражением. — Подбирай слова, парень, мы просто сорвали их митинг.

— Мы снова должны сделать это.

— У тебя еще молоко на губах не обсохло... Рабочих надо привлечь на нашу сторону убеждением.

Пожилой человек за соседним столиком умолк и с неприязнью посмотрел на Камачо.

— Вот такие хулиганы, как ты, и натравливают рабочих друг на друга! — вдруг крикнул он. — Какое ты имеешь право вмешиваться? Заставим Буассона отвечать на вопросы! Кто ты такой, чтобы задавать ему вопросы? Да знаешь ли ты, что он сделал для рабочих? А что до Лемэтра, такого же горластого хулигана, как и ты...

Но тут друзья постарались его успокоить и поспешно увели.

Длиннолицый бармен принес ром.

— За ваше здоровье! — сказал Француз. Он отпил глоток, подержал на языке, смакуя, и, одобрительно кивнув головой, осушил стакан до дна. Глаза его заметно покраснели.

Пейн выпил свой ром с таким видом, словно понимал, что ему необходимо подкрепиться. Он запрокинул голову, вылил в рот все содержимое стакана, задохнулся, произнес: «А-ах!» — и ухватился руками за стол.

Камачо медленно цедил свою порцию.

— Мы должны привлечь рабочих на свою сторону, разоблачив Буассона и предложив взамен более смелую программу. Я слышал Лемэтра всего один раз. И я должен сказать, что он слишком осторожен...

— Что же, по-твоему, он вроде тебя — сопливый мальчишка? У него голова на плечах, — резко ответил Пейн.

— К тому же еще какая, — добавил Француз и, тихонько рассмеявшись, откинулся на спинку стула.

Камачо смутился,

— Шуточки по поводу моего возраста неуместны. Я считаю, что очень важно видеть все наши идеологические слабости.

— Иметь характер тоже очень важно, — прервал его Француз, наклонив голову набок и снисходительно поглядев на Камачо. — Когда начинается сражение, негоже убегать с поля боя.

Пейн громко засопел.

Камачо улыбнулся. Он и не собирался отрицать, что смалодушничал сегодня.

Вдруг заговорил Пейн:

— С Лемэтром я учился в школе, вместе с ним ушел на фронт. Мы оба получали стипендию в школе, иначе нам пришлось бы бросить учиться, как только нам исполнилось двенадцать лет. Никогда не забуду, как мы, уже будучи в армии, поехали в лагеря. Чего только не делают молодые парни, когда долго пробудут вместе! Как-то вечером белые ребята поймали в дежурке двух негров и стали потешаться над ними. А Бен Лемэтр в тот вечер стоял в карауле. Он бросил винтовку и задал такую трепку белым хулиганам, что чуть не прибил их до смерти, до того он был обозлен. Бен Лемэтр не терпит несправедливости.

Закинув одну худую ногу на другую, Пейн нервно покачивал стопой и учащенно дышал, что случалось с ним всегда, когда он начинал говорить.

— Мы вместе ушли на фронт, — продолжал он. — Помню, как мы возвращались на родину и на пароходе нас стали кормить тухлятиной. Ни жалобы, ни протесты не помогали. Тогда Бен чуть не поднял бунт. Он врожденный вожак, — и Пейн с силой ударил рукой по столу.

— Да, он врожденный вожак... — согласился Француз, играя пустым стаканом.

— Еще по стаканчику? — предложил Камачо.

— Что ж, я не против. А ты, Клем?

Пейн отрицательно покачал головой.

— Эй! Еще рому! Эй! — громко крикнул Камачо.

— Мэнни, я мог бы немало рассказать тебе о Бене, — сказал Француз мягким ласковым тоном, отчасти вызванным тем, что он уже предвкушал новый стаканчик рому. — Этот человек ничего не боится. Стоит людям познакомиться с ним, как они сразу это чувствуют. С хозяевами он разговаривает, как равный, не то чтобы невежливо, но так, словно он сам хозяин. Он никогда не сдается. Но он не из тех, кто может посмеяться над хорошей шуткой, ты заметил это, Клем? Он может смеяться с презрением или торжеством над ошибками Рабочей партии, но смеяться просто так, для удовольствия? Нет, на это он не способен. За ваше здоровье! — добавил Француз, улыбаясь, и опорожнил стакан, который бармен поставил перед ним.

Камачо при этих словах не мог не подумать, что и у Пейна был только один смех, тот самый презрительный смех, которым он сейчас приветствовал слова Француза. Камачо чувствовал, что этот смех вошел у Клема в привычку и давно заменил ему смех добродушный, веселый, радостный.

Подробности биографии Лемэтра, как и вообще любого человека, не интересовали Камачо. Он улыбнулся снисходительной улыбкой.

— Я вижу, вы оба помешались на личностях, — сказал он. — Партия, поддерживаемая массами, — это куда более важно, чем вожди. Вот у вас есть вождь, а многие ли идут за ним?

Пейн поднялся и легонько похлопал Француза по плечу.

— Пойдем-ка поедим где-нибудь.

Камачо, заложив пряди длинных черных волос за уши, поправил очки и попытался еще раз презрительно улыбнуться. Поведение Пейна сбило его с толку.

— Мне хотелось бы побывать на митинге Негритянской лиги борьбы за улучшение условий (так называлась партия, созданная Лемэтром). — Как вы думаете, то, что я португалец, имеет значение?

— Чепуха, парень, приходи. Мы научим тебя кое-чему, — ответил Француз с улыбкой.

Камачо, подражая Французу, лихо выпил остаток рому. В голове у него шумело.