Жемчужина короны

— Да, всю. В одну неделю. Во всем виноваты капиталисты. Ты когда-нибудь слыхал, чтобы умирали от тифа богачи — те, кто живут в кварталах Сен-Клэр, Святая Анна, Маравал? Нет, этого никогда не случалось. Мы же отданы в жертву тифу, малярии, туберкулезу, тропическим паразитам. Это заставляет людей призадуматься. То, что случилось с тобой, — к лучшему. Это научит тебя шевелить мозгами. Но ты плохо делаешь, что стараешься утопить свои думы в вине. Ты должен учиться, должен помочь рабочим объединить свои силы против хозяев. Сейчас это самое главное. Борясь за это, ты помогаешь всему человечеству, а не только себе одному.

— Да, это верно, — согласился Попито. — Этот Пейн — довольно сердитый парень.

— Он очень смелый, — ответил Лемэтр, защищая товарища. — На фронте я видел, как он смеялся смерти в лицо. Другие тряслись от страха во время обстрела, а у него стальные нервы. Он тяжело болен. Ненависть к хозяевам горит в нем вечным огнем. У него железная воля, и он умрет стоя. Он не уляжется в постель дожидаться смерти.

Они прошли зловонным узким переулком и очутились во дворе. Здесь в одном из бараков у Лемэтра была комната. В дальнем конце двора, под навесом из прогнивших досок, опутанных почерневшей паутиной, среди разного хлама, трое юношей что-то печатали на типографском станке. Кто-то из жильцов забыл закрыть водоразборную колонку, и вода большими лужами растекалась по двору. Босая старуха раздувала жаровню у порога своей каморки. Напевая, во двор вышла молодая девушка, закрыла колонку и расстелила на камнях белье для просушки. Ее платье и босые ноги были грязны, но молодое сильное тело словно бросало вызов и говорило: «А я цвету!»

— Bien[7], — сказал Лемэтр, обращаясь к старухе. — А где Тони?

— Не приходил.

— Достань лишнюю тарелку для товарища.

— Так вот где вы живете, — сказал Попито, качая головой и собираясь посочувствовать Лемэтру.

— Многим из нас, у кого сейчас еще есть крыша над головой, скоро, быть может, придется спать под галереей городской ратуши, — ответил Лемэтр. — Хотел бы ты заночевать там?

Здание ратуши было построено еще во времена испанской колонизации. Галерея первого этажа низко нависала над тротуаром, и здесь, особенно в непогоду, находили приют на ночь бездомные бедняки. Они спали прямо на тротуаре, подложив под себя старые мешки или куски картона, чтобы хоть как-нибудь оградить свои тощие тела от холода тротуарных плит. Однажды поздно вечером Попито, позабыв об этом, чуть было не наступил на одного из таких бездомных.

— Что ж, в хорошей компании я не прочь, — ответил он Лемэтру.

— Я ночевал бы там один, Луна, — сказал Лемэтр, снова презрительно оттопырив губу. — Если у человека нет убеждений, и приятели ему не помогут.

Крохотная каморка была перегорожена пополам куском дешевой красной материи, перекинутой через веревку.

В комнату вошла старуха, вытерла босые ноги о мешок, разостланный у порога, а руки — о подол платья и снова ушла. Вернулась она с тарелками, полными плова. Держа тарелку на весу, Лемэтр погрузил ложку в плов и начал торопливо глотать, словно ему некогда было смаковать пищу.

Вдруг, подняв голову, он увидел в открытую дверь, что во двор вошел маленький худой человечек, одетый в брюки и рубаху защитного цвета. Лемэтр поставил тарелку на стул и, по-бычьи нагнув голову, стремительно вышел во двор. Вскоре он вернулся в сопровождении незнакомца. Увидев Попито, незнакомец остановился в дверях и тут же повернул обратно. Через открытую дверь Попито видел, как перестали двигаться жующие челюсти Лемэтра, как он проглотил недожеванный кусок и сердито нахмурился, когда незнакомец что-то сказал ему. Щуплый человечек разводил руками и в чем-то оправдывался, а Лемэтр, не глядя на него, говорил, все более и более раздражаясь:

— Не оправдывайся. Ты мог бы проделать с ним то же, что он проделал с тобой, но ты испугался, — говорил он, презрительно откинув голову назад и оттопырив губу. — В следующий раз не берись, если не можешь. Я еще тогда тебе говорил. Но, черт возьми, если уж взялся, то пусть тебя режут на куски — ты не имеешь права отступать! Если бы ты пришел и честно признался, что трусишь, я пошел бы туда сам.

Девушка, напевая песенку из американского кинофильма, с любопытством поглядывала на них и продолжала возиться с бельем у колонки.

— Трусишь, трусишь! Они подозревают меня, вот что. Что я, по-твоему, должен делать? Тебе хорошо говорить! — протестующе воскликнул окончательно пристыженный маленький человечек и, что-то сердито бормоча себе под нос и размахивая руками, пошел со двора.

Лемэтр вернулся в комнату и молча закончил свой обед.

— Этот парень немножко расстроил вас, — заметил Попито.

— Он неплохой товарищ. Но его работа требует смекалки... Он не сумел раздать листовки рабочим на нефтепромыслах — струсил. — Лемэтр невесело рассмеялся. — А как с Негритянской лигой борьбы за улучшение условий? Хочешь вступить в нее?

— Да. Где вы собираетесь?

Лемэтр дал ему адрес дома на Пикадилли-стрит.