Жемчужина короны

Попито снова сел. Лемэтр слегка прикусил палец, что он делал всегда, когда крепко над чем-нибудь задумывался.

— Но как же вы все живете? — внезапно воскликнул Попито, с неприязнью поглядев на изможденную женщину.

— Лучше, чем ты, потому что у нас есть цель в жизни, — ответил Лемэтр, вскинув перед собой руки. — Ты ошибаешься, если думаешь, что хлеб и крыша над головой — это все, что нужно человеку. Посмотри на Пейна. Он очень болен, у него жена, трое детей, он совсем не способен заниматься тяжелым физическим трудом, но он живет. Живет так жадно, как тебе не жить никогда.

— Но как вы умудряетесь кормиться, платить за квартиру, не имея ни гроша? — с недоумением продолжал Попито.

— Нам помогают рабочие, даже безработные отдают нам свои гроши. Нам очень помогает Камачо. Он когда-нибудь говорил тебе об этом? Нет? Иногда кому-нибудь из нас перепадает случайная работа. Вот так и живем... А ты считаешь, что лучше покориться полиции? Покориться — значит умереть с голоду прямо на улице, как умирает какой-нибудь Бабулал[8]. Долларду нужен закон, который оберегал бы его шкуру от таких, как мы. Ну а до наших голодных желудков никому и дела нет.

— Но у нас есть свобода!

— Осел! А что она означает? Право ходить по городу с пустыми карманами, в которых свищет ветер? Видеть, как голодают твоя сестра и племянница? Видеть, как стервятники кружатся над твоей собственной головой? А я-то думал, ты настоящий человек! — Лемэтр махнул рукой и отошел в дальний угол комнаты, словно ему вдруг надоело возиться с Попито.

Попито сгорал от стыда. Сердце его мучительно сжалось. Он сильно затянулся сигаретой.

Но Лемэтр снова был рядом. В руках у него оказалась маленькая потрепанная книжечка. Очевидно, он намеревался прочесть Попито что-нибудь оттуда, но, даже не раскрыв книжечки, вдруг заговорил:

— Демократия, мир и свобода — все это вещи, неотделимые друг от друга. А есть у тебя сейчас настоящая свобода, настоящий мир? Конечно, мир у нас есть в том смысле, что нет настоящей войны с выстрелами и прочим. Есть и свобода в том смысле, что никто не запрещает тебе сколько угодно ходить по улицам и искать работу. Но достаточно ли тебе этого? Только отвечай мне честно! — почти крикнул он.

— Нет.

— Тогда иди к нам, чтобы вместе бороться за лучшую жизнь. Докажи, что ты настоящий мужчина, Попи! — Лемэтр умолк и опустился в старое кресло-качалку, а когда он снова заговорил, голос его звучал мягче. — Разве бывает жизнь без опасностей? Посмотри на муравьев, ползущих через дорогу. Они рискуют. Даже если сотни из них будут раздавлены, остальные все-таки переползут, будут жить и будут строить свои жилища...

— Это верно, — тихо сказал Попито, глядя на залитый солнцем двор и старую женщину, стиравшую белье у колонки.

Лемэтр покачивался в качалке и не сводил пристального взгляда с Попито. Помолчав, он вдруг сказал:

— Поедем сегодня со мной в Файзабад. Встретимся кое с кем из рабочих, поговорим. Ты бывал в Файзабаде?

Попито никогда там не был и согласился сопровождать Лемэтра. Он понимал, что иного пути у него нет. Помимо его воли, в силу сложившихся обстоятельств какая-то страница его жизни была перевернута, и он ничего уже не мог изменить...

Файзабад находился в шестидесяти милях от Порт-оф-Спейна, в самом сердце нефтяных районов. В два часа пополудни они выехали из города автобусом «Душистая фиалка» и только в четверть пятого очутились в Файзабаде.

Файзабад был поселком из жалких лачуг. Некоторые из них еще довольно прочно стояли на деревянных или бетонных сваях, другие же покосились и, словно дряхлые старики, низко пригнулись к земле. Там, где прежде был столб или свая, нередко зияла дыра или подпорку заменяла пирамида из плоских камней, положенных друг на друга.

Собрание происходило в помещении над бакалейной лавкой, на «Перекрестке», где скрещивались все улицы поселка. Это был центр Файзабада: дома здесь были повыше, много мелких лавчонок, переполненных покупателями, и открытый рынок у дороги. Лемэтр указал на стадион за поворотом и несколько коттеджей, построенных нефтяной компанией — подлинным хозяином этого района — для своих служащих.

— Я когда-то работал здесь, — добавил он. — Доллард вложил миллионы в здешнюю нефть. Ты знаешь об этом?

На собрании присутствовало человек пятнадцать. Обсуждали вопрос о том, как создать в Файзабаде ячейку Негритянской лиги. Было решено, что Француз и другие активисты попытаются устроиться здесь на работу. Была составлена предварительная программа действий в этом районе.

После собрания, в половине седьмого, Лемэтр вместе с Попито спустился в лавку и попросил там хлеба и соленой кеты.

Владелец лавки и всего дома был подвижной, круглолицый, добродушный с виду китаец неопределенного возраста, от тридцати до сорока лет, по прозвищу Янки. Он был в белых коротких, чуть ниже колен, штанах, шлепанцах и бумажной фуфайке. Вместо фартука живот его был повязан холщовым мешком из-под муки. Когда он смеялся, его глаза исчезали в узких щелочках и светились оттуда таким весельем, что общительный Попито сразу почувствовал к нему расположение.