Затем он умолк и словно потерял сознание. Епископ Лизье поднёс к его губам распятие, герцог вскоре открыл глаза, пробормотал имя Иисуса и испустил дух.
Тяжёлое положение государственных дел сделало невозможным проведение траурной церемонии с какой-либо помпой, подобающей первому принцу крови. Карла Алансонского скромно похоронили в церкви Сен-Жюст в Лионе. И, кажется, из-за необходимости оказывать помощь регентше, Маргарита даже не соблюла сорок дней траура. Вскоре после этого она написала своему брату-пленнику о своей глубокой печали:
— …Поверьте мне, монсеньор, что после двух первых дней моей тяжёлой утраты, когда горе пересиливало все остальные соображения, мадам никогда не видела меня со слезами на глазах или скорбным выражением лица; ибо я считала бы себя слишком несчастной, видя, что ничем не могу Вам помочь, и если бы я вызвала беспокойство у той, кто так много делает для Вас…
В период болезни и кончины герцога Алансонского регентша управляла делами королевства с непревзойдённой ловкостью. Парламент, наконец, подчинился прямым указаниям короля, признал власть Мадам и назначил двенадцать членов для оказания ей консультативной помощи во всех важных вопросах.
Тем временем кафедры по всей Франции оглашались криками против еретиков, которым, как и в старые времена, приписывались несчастья страны. А Ноэль Беда торжественно пообещал не упустить столь благоприятную возможность очистить королевство от ереси.
— Когда я вижу, — воскликнул пылкий синдик, — этих трёх людей, наделённых таким замечательным гением, Лефевра, Эразма и Лютера, соглашающихся порицать достойные дела и полагающих спасение только в вере, я больше не удивляюсь, что тысячи людей, обманутых этими доктринами, приходят и говорят: «Почему я должен поститься и умерщвлять своё тело?» Поэтому давайте изгоним из Франции это отвратительное учение о благодати. Такое пренебрежение заслугами влечёт за собой роковое заблуждение дьявола!
Парламент же, вместо того, чтобы подавить это несвоевременное рвение, присоединился к Сорбонне в своих бурных угрозах. Пока король был пленником, сенаторы решили запугать регентшу и отменить конкордат:
— Ересь подняла голову среди нас; и король, не сумев воздвигнуть эшафоты против неё, навлёк гнев Небес на королевство!
На что Луиза Савойская дала вежливый ответ:
— Отменить конкордат в то время, пока король находится в плену, было бы оскорблением для него, но как только он возвратится в своё королевство, я приложу все усилия, чтобы убедить его удовлетворить пожелания парламента.
В конце концов, регентше надоела враждебность парламента и она решила перетянуть на свою сторону общественное мнение, отказавшись от защиты реформаторов. При этом Луиза хотела также умилостивить папу Климента VII, который направил ей послание с выражением соболезнования в связи с пленением её сына.
Несмотря на мольбы Маргариты, решение о запрете деятельности реформаторов вскоре было принято Государственным советом. Эта уступка регентши была встречена преподавательским составом Сорбонны с триумфом. А Климент VII послал кардинальскую шапку канцлеру Дюпре с одновременным назначением его архиепископом Санса, и пообещал герцогине Ангулемской поспособствовать освобождению её сына. Поскольку эти примирительные предложения были милостиво приняты, папа смело заявил о необходимости ввести инквизицию во Франции как безошибочное средство искоренения ереси. Регентский совет официально выразил своё согласие с этой мерой и приступил к рассмотрению средств, которые должны быть приняты для её исполнения.
С неподдельным огорчением Маргарита чувствовала себя бессильной спасти своих друзей. Удовлетворённая тем, что добилась лично для своей дочери свободы совести и освобождения от преследований в соответствии с её убеждениями, Луиза осталась глуха к её просьбам: требования неумолимой государственной политики перевешивали для регентши слёзы дочери или жизнь нескольких французских еретиков.
Вскоре парламент назначил комиссию по расследованию распространения ереси во Франции. Тем временем Лефевр, руководствуясь намёком Маргариты, покинул Блуа и укрылся в Страсбурге.
В это время Франциск в Пиццигеттоне дал аудиенцию графу де Рьё. С величайшим возмущением он выслушал условия, которые Карл V передал ему через своего посланника.
— Я сожалею, что император, Ваш повелитель, заставил Вас совершить столь далёкое путешествие, чтобы предложить мне столь неразумные статьи, — холодно ответил король. — Скажите императору, что я скорее умру пленником, чем соглашусь на его требования расчленить своё королевство; так что, если он хочет вести переговоры о мире, он должен предложить другие условия.