Жемчужина среди принцесс

Карл V решительно отказывался встретиться с Франциском до тех пор, пока его пленник не согласится на условия, которые он выдвинул в Пиццигитоне. Так что у короля было время горько раскаяться в том, что он безоговорочно отдал себя во власть своего коварного соперника. Хотя, даже находясь в положении пленника, Франциск сумел найти возможность соблазнять женщин. В его честь устраивались спектакли, представления и даже праздники. Во время одного такого праздника король танцевал с очень красивой дамой, женой одного из вельмож, и весело сказал ей:

— Мадам, Вы — сама грациозность. Вы оказали мне такую честь, что я не знаю, как мне Вас за это благодарить. Знайте, я всегда к Вашим услугам.

В доме губернатора Валенсии проживали две его племянницы. Они не остались тоже равнодушными к обаянию короля. В общем, испанки сходили по нему с ума. И всё же часто его мысли по-прежнему улетали к нежному облику Франсуазы, который ни время, ни разлука не смогли стереть из его памяти, равно как и из его желаний.

Такая демонстрация симпатии к его пленнику вывела из себя Карла V. Поэтому Ланнуа получил приказ 29 июня перевезти Франциска из Валенсии в замок Вениссолло, расположенный примерно в двенадцати милях от этого города, где король мог развлечься охотой и наслаждаться видами прекрасных пейзажей Веги. Когда он появлялся на публике, множество золотушных окружали его, умоляя прикоснуться к ним, ибо, согласно поверью, французские короли обладали даром исцеления таких больных.

Все мысли Маргариты в этот период были сосредоточены на проекте её личных переговоров об освобождении брата. И на маршала Монморанси, в том числе, была возложена миссия потребовать безопасного проезда в Испанию для сестры короля, «мадам Маргариты Французской, герцогини Алансонской и де Беррийской и графини д'Арманьяк». На что император ответил:

— Только министры Франции и Испании должны обсуждать условия мира.

— Король через свою сестру желает завершить в течение месяца то, что в противном случае заняло бы бесконечно много времени, в ущерб их величествам, их подданным и территориям, — возразил Монморанси.

Наконец, беспокойство Маргариты рассеялось с возвращением маршала с радостной новостью о готовности императора заключить перемирие и предоставить герцогине Алансонской разрешение на посещение её брата.

Европа с сочувствием и негодованием наблюдала за недоброжелательным обращением Карла V со своим соперником. Бурбон и Пескара же были не на шутку разгневаны проделкой Ланнуа. Однако, по мнению императора, человек, который сумел обмануть не только его прославленных военачальников, но и короля Франции, герцогиню Ангулемскую и её регентский совет, заслуживал его благосклонность. Поэтому Карл V оставил вице-короля при своём дворе и ему единственному приписал честь победы при Павии.

Герцог Бурбон наиболее пострадал от двуличия Ланнуа. Пока Франциск оставался пленником в Пиццигеттоне, он мог диктовать условия, теперь же оказался в роли просителя. Наконец, коннетабль узнал цену своей измены, живя на подачки императора, презираемый испанской знатью, давшей ему прозвище «Предатель короля», и собственными соотечественниками. Ревность и ненависть Бурбона к Ланнуа проявились в письме, которое он адресовал императору:

— …Упомянутый вице-король оставил меня здесь без денег и без средств для набора новых рекрутов из немцев, чтобы осуществить вылазку против Франции… Монсеньор, уверяю Вас, что вице-король, который только что привёз к Вам короля Франции, не является причиной его пленения…

В то время как императорские полководцы оспаривали почести за победу при Павии, учёные мужи Европы, чьим щедрым покровителем был Франциск, объединились в красноречивых протестах против тирании императора и несправедливого преимущества, которое он стремился получить над своим поверженным врагом.

— Если бы я был императором, — писал Эразм Роттердамский, — я бы сказал королю Франции: «Брат мой! Какой-то злой рок спровоцировал нас на войну. Судьба сделала тебя моим пленником; но то, что случилось с тобой, могло случиться и со мной. Твои несчастья заставляют меня чувствовать беды, присущие человечеству. Мы слишком долго воевали вместе; давайте теперь сразимся по-другому: я возвращаю вам свободу — взамен подарите мне вашу дружбу; давайте забудем прошлое! Я не прошу у Вас выкупа: давайте жить как добрые соседи…»

— О, такой возвышенный поступок навеки прославил бы императора! И какая нация с радостью не подчинилась бы правлению такого принца! — добавляет знаменитый гуманист.