Тем временем послы, посланные Мадам для ведения переговоров до прибытия герцогини Алансонской в Испанию, въехали в Толедо 16 июля. Приём, оказанный им в императорском дворце, был великолепным. Личная охрана Карла V выстроилась во дворах, вестибюлях и галереях дворца, присутствовали также главные лица и офицеры испанского двора. Возглавлявшие французскую делегацию президент де Сельве и архиепископ Амбренский выступили вперёд и, сердечно поприветствовав императора, вручили ему свои верительные грамоты от регентши. Внимательно прочитав их, Карл V поинтересовался здоровьем герцогини Ангулемской. Президент ответил:
— Благодарение Богу, мадам была в полном здравии и только что покинула Лион, чтобы приблизиться к месту переговоров.
Затем император приказал всем своим придворным покинуть апартаменты, за исключением вице-короля Ланнуа, графа де Нассау, дона Уго де Монкады, канцлера Гаттинары, графа де Рьё и нескольких других важных членов тайного совета Испании. Президент де Сельве произнёс речь, которая длилась почти полтора часа. Он сравнил блага мира с невзгодами войны, и продолжил, что, поскольку император был принцем, обладавшим наибольшим территориальным влиянием со времён Карла Великого, он должен проявить милосердие и великодушие по отношению к Франциску, тем более, что Мадам была кузиной Марии Бургундской, бабушки Карла V. Когда президент закончил, император ответил:
— Мы всегда желали мира, но, к нашему великому сожалению, между нами и королём разразилась война.
Послы также спросили, готов ли Карл договориться о выкупе короля деньгами или он полон решимости настаивать на условиях, предложенных в Пиццигеттоне, в ожидании прибытия герцогини Алансонской. Император ответил, что не примет выкуп за Франциска и предоставил членам своего совета обсуждать все спорные вопросы с послами.
Во второй половине того же дня послы удостоились частной аудиенции у канцлера Гаттинары, а вечером посетили сестру Карла V, чтобы вручить ей письма от регентши.
— Впоследствии мы сказали ей, что король и Вы, мадам… поручили нам поблагодарить её за добрую волю, которую она проявила для освобождения короля и содействия миру, — сообщил президент Луизе Савойской. — Затем мы, от нашего собственного имени, умоляли, чтобы она продолжила оказывать эти добрые услуги до тех пор, пока дела не придут к счастливому завершению…
Во время заключения короля в Пиццигеттоне регентша написала Элеоноре Австрийской письмо с просьбой использовать своё влияние на брата, чтобы смягчить жёсткие условия, предложенные им Франциску.
— Ах, мадам! Если бы в моей власти было освободить короля! — ответила ей сестра императора.
Быстрый и сердечный ответ вдовствующей королевы Португалии очень утешил герцогиню Ангулемскую, которая увидела в нём подтверждение того, что Элеонора Австрийская с неприязнью относится к браку с герцогом Бурбоном.
С 20 июля начались дебаты между французскими послами и членами тайного совета в императорском дворце. А в понедельник, 24 июля, канцлер сказал им, что император ни в коем случае не смягчит своих справедливых требований, следовательно, поскольку Франциск не имеет права отторгать какую-либо территорию от французской короны, то, по его мнению, приезд Маргариты «скорее вызовет разочарование, чем что-либо другое, и не принесёт пользы королю, её брату».
На что архиепископ Амбренский поспешно ответил:
— Что бы ни говорилось, я, со своей стороны, вижу, что присутствие мадам герцогини Алансонской более необходимо, чем когда-либо, для того, чтобы она могла добиться удовлетворительного ответа.
Тем не менее, ратифицировав перемирие между Францией и Империей, Карл согласился удовлетворить желание Франциска незамедлительно прибыть к императорскому двору, и в качестве подтверждения своей искренности отправил своих офицеров и поставщиков, чтобы организовать поездку короля в Мадрид и пообещал прислать вице-короля для сопровождения его туда по окончании переговоров в Толедо.
Если весть о том, что император дал добро на её поездку в Испанию, Маргарита встретила с восторгом, у герцогини Ангулемской мысль о разлуке с дочерью вызвала слёзы и долгое время она отказывалась дать согласие на её отъезд. Что, если вероломный император заставит Маргариту разделить плен её брата? Тем временем Дюпре использовал своё почти безграничное влияние на Мадам, чтобы примирить её с этим шагом. Он утверждал, что таланты и обаяние герцогини Алансонской в сочетании с её красотой, несомненно, окажут на гордых кастильцев больший эффект, чем официальные переговоры первого президента. Луиза выслушала Дюпре молча. Хотя с присущей ей проницательностью она лучше своего советника понимала характер Карла V, дававший мало оснований для оптимизма, тем не менее, перестала сопротивляться отъезду своей дочери.