Жемчужины детства

Я терпеть не могла, когда меня выставляли, как в зоопарке. Я знала, что тетушка Марджери исходит из лучших побуждений, но я была юна и очень горда. Мне хотелось закричать этим леди: «Видели бы вы мой богатый дом, мои прекрасные платья! Знали бы, как готовит моя мама, как хорошо она шьет! Видели бы вы, какая красивая у меня мамочка…»

Но однажды я отомстила. За столом семья всякий раз произносила молитву, и как-то тетушка Марджери попросила меня произнести молитву по-чешски. С совершенно серьезным лицом, не колеблясь ни секунды, я проговорила:

– Дорогой Бог, сделай так, чтобы эта женщина перестала выпендриваться и всеми понукать! Аминь.

После этого мне немного полегчало.

* * *

Переписка с родителями теперь шла через третьих лиц. Мы с Евой писали и переправляли письма через пожилого друга тети Берты, который жил в Лондоне. Тот подвергал содержание писем цензуре и переправлял их папиному знакомому в Голландию. Нас строго проинструктировали, что можно писать, а что нельзя. Ни в коем случае нельзя было говорить, что мы в Англии, и упоминать имена и географические названия. Письма должны были быть короткими, строго по существу, писать слишком часто не стоило. Ответы тоже были короткими и натянутыми, за исключением разве что пары писем. Мне казалось, что это несправедливо, и я все чаще обращалась к солнцу, звездам и Господу, так как писать в открытую становилось невозможно. И, разумеется, у меня оставался мой дневник.

2 октября 1939 года

Я переехала в новую семью в другой город из соображений безопасности. У моих новых хозяев есть машины, и мы часто ездим за город на ферму к их друзьям. Там собираем фасоль, яблоки и груши. Обо мне заботятся, и живется мне хорошо. Я хожу в школу, плаваю в море, гуляю с собакой, стараюсь не унывать и улыбаться. Но вечером перед сном настроение меняется, и я становлюсь серьезной. Сначала целую флаг Чехословакии, обнимаю свою куклу и марионетку, которую подарила мне учительница, потом устраиваюсь удобнее, смотрю на небо и молюсь:

– Ангел-хранитель, пожалуйста, береги меня. Благослови татичка Масарика, который сейчас наверняка смотрит на нас с небес, благослови президента Бенеша, моих маму с папой, бабушку с дедушкой, дядь и теть, Еву, Гонзу и Томми и моих милых дорогих друзей. Пусть они будут здоровы и счастливы. И пусть эта война кончится хорошо и мы с Евой вернемся в свободную страну к маме и папе и ко всем добрым людям, что остались в Чехословакии. Надеюсь найти их в добром здравии. Прошу, пусть это произойдет скорее.

Маминка, татинек, через Луну и звезды посылаю вам свою любовь и поцелуи. Подобно тому, как ясный день приходит вслед за темной ночью, за угнетением должна следовать свобода. Аминь.

Со слезами на глазах ложусь спать.

Примерно в это время я получила письмо от папы, которое тот написал еще до войны. Оно сильно задержалось в пути, но я всегда буду им дорожить.