Жемчужины детства

Ева поехала в школу-интернат, и я отправилась с ней. Я провела там две недели и, надо сказать, меня это очень расстроило. Что, впрочем, было неудивительно: между нашей муниципальной школой, временно размещавшейся в убогом церковном здании, и великолепным Евиным интернатом разница была колоссальная. Наша школа была временной, так как в военное время не хватало учителей, помещений и оборудования.

Я же попала в школу, которую, казалось, совсем не затронули связанные с войной ограничения. Здесь все контрастировало с привычной мне средой: элегантные постройки, огромная ухоженная территория, превосходные учителя, дорогая форма… Я словно попала в другой мир.

Об этом есть запись в моем дневнике: «Как тут прекрасно! Мне так нравится эта школа, вот бы остаться здесь на все время пребывания в Англии!»

Но я знала, что к концу января придется уехать. Расставание далось мне нелегко. Вернувшись в Бутл, я написала в дневнике:

Дни с Евой пролетели незаметно. Не успела я опомниться, как наступила среда. О, как же я возненавидела эту среду, наступившую так скоро! Я знала, что у меня не получится предотвратить ее приход. Но случилось и кое-что приятное. Во вторник, собирая вещи, я выглянула в окно и увидела, что пошел снег. Я прекратила сборы, взглянула на небо и взмолилась Господу, чтобы тот обрушил на землю сильный снегопад и дорога из Ливерпуля стала бы непроходимой.

Чуть позже вошла Ева. Я удивилась, ведь в это время она обычно была на уроках. Она просияла и произнесла:

– Вера! Миссис Рэйнфорд не сможет приехать, дороги занесло.

Какая отличная новость, подумала я.

К сожалению, отсрочка продлилась недолго: миссис Рэйнфорд приехала в пятницу, и в субботу мне пришлось уезжать. Я думала, мое сердце разобьется.

В субботу после завтрака я побежала в здание школы-интерната попрощаться с девочками. Я чуть не плакала. Приехала машина и отвезла нас на вокзал. Я рыдала всю дорогу. Ева пыталась меня утешить, но у самой глаза были на мокром месте.

Милая Ева! Как же она ободряла и поддерживала меня, хотя сама нуждалась в поддержке и наставлении! Как же мне повезло с сестрой!

Поезд уже стоял на станции. Как только Ева скрылась из виду, я разрыдалась и безутешно плакала всю дорогу. Путь занял целый день. Когда я ехала к Еве, пейзаж за окном казался прекрасным, но теперь, когда я уезжала прочь, меня ничего не радовало.

Как только мы вернулись в Ливерпуль, я написала ей письмо.

Я снова поселилась у тетушки Марджери. Начался новый семестр, и вскоре я привыкла к новому распорядку. Я уже достаточно хорошо выучила английский, просматривала газеты и журналы и даже слушала радио, надеясь услышать новости о Чехословакии или что-то, связанное с моей родиной. Когда передавали чешскую музыку, я чуть не плакала от счастья. Когда говорили о наших войсках, раздувалась от гордости. Наши солдаты были моими личными героями, ведь они сражались за свободу нашей страны и за мое возвращение домой.

Я слышала, что уже осенью 1939 года чехословацкие изгнанники во Франции начали формировать военизированные отряды. Их возглавил доктор Эдуард Бенеш, второй президент Чехословакии, занявший этот пост в 1935 году вслед за Масариком. Бенеш был великим ученым и политиком, во время Первой мировой войны он сражался на стороне Масарика. А теперь, находясь в ссылке, снова возглавил бой за свободу, и тысячи беженцев, таких же, как и я, возлагали на него надежды. Для меня он был почти богом, и я ежевечерне молилась о его безопасности.