Жемчужины детства

Я чувствовала себя как дома рядом с тобой, моей любимой сестренкой. Нас окружали люди с такими же проблемами. Мы все бежали из родной страны в чужую, надеясь, что однажды сможем вернуться домой.

В моей школе, а потом в больнице ко мне относились как к иностранке. Даже когда я пыталась объяснить, что чувствую, меня никто не понимал. Но в Хинтон-холле все сразу все поняли. Я не завидовала тому, как ты живешь, но мне так хотелось жить и учиться вместе с тобой. Тогда мне не нравилась работа медсестры, она совсем не приносила удовольствия. В твоей школе я почти почувствовала себя счастливой, насколько это было тогда возможно…

Ева вернулась в больницу в Пул и продолжила работать медсестрой. Вскоре ее приставили к палатам для раненых. Она гордилась, что вносит свой вклад в помощь воюющим.

У нас в школе тоже работали чудесные молодые медсестры, окружившие нас заботой. Для нас, детей, эти ласковые женщины были почти как названые матери. Само собой, их ангельская внешность и личные качества не остались незамеченными у мальчишек. Те подозрительно часто болели или получали различные травмы, чтобы хотя бы ненадолго остаться наедине с одной из наших Флоренс Найтингейл[10]. А сколько было слез и зубовного скрежета, когда объявили о помолвке одной из медсестер и учителя математики, красавчика, по которому сохли старшие девчонки.

Эта помолвка была одной из трех за время моего пребывания в школе. Неудивительно, что в нашем тесном и во многих отношениях изолированном сообществе складывались романтические отношения и заключались браки. За пределами школы у персонала не было никакой жизни, все общались и дружили лишь друг с другом. Как и для нас, учеников, школа стала домом для учителей и служащих. На самом деле мы были и не школой вовсе, а одной большой семьей.

Хотя наша жизнь протекала относительно самодостаточно, мы активно контактировали с окружающим миром. Часто участвовали в международных молодежных собраниях, концертах и встречах. Мне всегда нравились чешские национальные танцы и песни, и хотя мои певческие способности оставляли желать лучшего, я вступила в школьный хор и танцевальный коллектив. А значит, меня часто выбирали для выступлений, где я представляла свою школу и страну. Я всегда радовалась таким мероприятиям.

Нами заинтересовались газеты и радио, и школа обрела известность. В конце концов слух о нас дошел до самого Букингемского дворца. Однажды в школу привезли бочку меда. Оказалось, мед прислало правительство Аргентины в подарок принцессам Элизабет и Маргарет, но по личной просьбе принцесс бочку переправили нам, детям из чехословацкой школы. Как же мы обрадовались настоящему меду после военной диеты из хлеба с маргарином!

С едой нам повезло: несмотря на дефицит продуктов – многие выдавались по карточкам, а какие-то вообще стало невозможно достать – наша повариха отличалась большой предприимчивостью и изобретательностью. Знали бы вы, какое сочное куриное рагу с паприкой она умела приготовить, имея в распоряжении всего одну курицу и десяток кроликов, которым не посчастливилось попасть на прицел к Джону Льюису!

Джон Льюис был фермером и владельцем Хинтон-холла. Мы хорошо его знали, так как он по-прежнему жил в здании и часто проходил мимо или проезжал на лошади или на телеге. Большинство продуктов с фермы надлежало доставлять в Министерство продовольствия, но время от времени возникали небольшие излишки, которые попадали к нам на кухню: свежие овощи, яйца, молоко и масло, а иногда даже немного сливок.

Приезжая в школу, наши солдаты и пилоты совершали набег на кухню и готовили блюда, о которых мечтали несколько недель. Мы же охотно делились с ними собственной порцией масла и мяса: наши герои заслуживали только лучшего. А еще я с огромным удивлением смотрела на молодых пилотов, которые всего за день или два до этого подвергались чрезвычайной опасности, отправляясь на бомбардировки Германии, но сохраняли при этом спокойствие и бесстрашие, а теперь с трясущимися коленками мерили шагами коридор в ожидании экзамена. Это казалось непостижимым.