Я очень любила читать и проводила много времени в библиотеке, где готовились к экзаменам юные военнослужащие. Книг там было немного, но сам факт существования такой библиотеки был для нас достижением. Чешские учебники и хрестоматии считались огромной редкостью. Несколько живущих в Британии чехов нашли у себя устаревшие издания, и это немного помогло, но в основном нас спасали наши трудолюбивые и находчивые учителя. Они сами становились авторами и писали собственные учебники. Они даже выпускали свой журнал, чтобы познакомить самых маленьких читателей с чешским фольклором.
А вот английских учебников и книг у нас было очень много: постарался Британский Совет, в задачи которого входило формирование тесных культурных связей и обучение английскому языку. Совет взял нас под крыло и отправил к нам нескольких учителей английского. В расслабленной и приветливой атмосфере нашей школы те вскоре избавились от британской сдержанности, а некоторые даже стали настоящими фанатами Чехословакии.
Наш директор был офицером чехословацкой армии и придавал большое значение физическому развитию. Он тренировал нас порой безжалостно, особенно доставалось мальчишкам. Именно его стараниями ученики, достигшие призывного возраста до окончания войны и отправившиеся воевать, были в такой прекрасной форме. Он также учил нас спокойно относиться к таким неурядицам, как отключения электричества и водоснабжения (а в Хинтон-холле и то, и другое случалось часто). Бывало, зимой мы подходили к крану, из которого ни капельки не вытекало, и приходилось мыться снегом. Меня до сих пор пробирает дрожь, когда я вспоминаю, как однажды морозной ночью Хана мыла голову, и внезапно прекратили подачу воды. Она обернула полотенцем голову, которая была вся в мыльной пене, и пошла на двор фермы, где стоял насос. Подруга качала насос, Хана прополаскивала волосы, а вода не стекала, а превращалась в сосульки прямо у нее на голове.
У нас постоянно ломался генератор, и однажды это чуть не привело к большой беде. Под покровом темноты один из старших мальчиков вышел на балкон верхнего этажа покурить, таким образом нарушив сразу два правила: курение в школе было запрещено, и на аварийный балкон выходить было нельзя. Внезапно раздался страшный грохот: балкон рухнул вместе с мальчиком. Его без сознания отнесли в столовую и положили на стол, как труп. Зловещее это было зрелище: бездыханное тело в окружении мерцающих свечей. Он чудом отделался сломанной ногой, а директор даже не стал его наказывать, только строго отчитал. Учитывая аварийное состояние нашего здания, удивительно, что несчастные случаи в школе не случались чаще.
По субботам нам разрешали ездить в Уитчерч – городок в трех с половиной милях от нас. Мне нравилось ездить туда на велосипеде. Обычно мы катались с Ольгой и другими ребятами. В Уитчерче были две главные достопримечательности: кинотеатр и универмаг «Вулвортс», единственный магазин в городе. Субботним утром там всегда можно было обнаружить наших младшеклассников под присмотром учителей: они тратили свои шесть пенсов карманных денег. Я с умилением наблюдала, как они покупали подарки для мам, если те, разумеется, жили в Англии. Отцы почти у всех служили на фронте.
Но больше поездок в город мне нравилось кататься по живописной сельской местности в окрестностях Хинтон-холла. Там были луга и поля, относительно чистый пруд, где можно было купаться, и лес, напоминавший мне о раннем детстве в Чехословакии. Иногда я гуляла в лесу и представляла, что все еще там, на родине, брожу среди деревьев, растущих на окраине Челаковице, а дома меня ждут мама с папой. Уже почти три года от них не было вестей. Но я не единственная тревожилась за оставшихся в Чехословакии близких, и в школе мне жилось хорошо, поэтому я не унывала. Мне так нравилось в школе, что даже в каникулы я ждала, когда можно будет сесть на поезд и вернуться в Шропшир, хотя гостить у Рэйнфордов и Евы тоже было здорово.
С каждым семестром в школу прибывали новые дети. Учителям приходилось освобождать комнаты и искать себе другое жилье: не хватало классов и детских общежитий. Потом съехал наш ближайший сосед, который жил от нас через поле, и мы заняли его особняк. В большом доме разместились общежития для девочек.
Теперь утром и вечером мы шли через поля, и это было здорово. Коровы таращились на нас большими глазами и дружелюбно размахивали хвостами. Но однажды вечером до нас долетела страшная новость, и, шагая домой, мы, должно быть, напоминали похоронную процессию.
Дело было в марте 1943 года, мы слушали девятичасовые вечерние новости, как всегда перед уходом домой.
Диктор четко и детально рассказал, что творят с евреями в нацистских концлагерях. До того дня у нас еще оставалась надежда, что наши родители, возможно, еще дома и живут обычной жизнью.
А может, так и было? Что если им удалось избежать отправки в концлагерь? Или они все-таки попали в число тех, кому предстояло умереть в нечеловеческих условиях в немецких лагерях смерти? У нас не было возможности узнать это наверняка.