Жемчужины детства

Я много раз перечитывала Евино письмо. Оно помогло не только мне, но и многим моим друзьям, у которых не было доброй старшей сестры. Я видела в ее рассуждениях логику. Решив последовать совету и примеру Евы, я заперла свои тревоги глубоко внутри и с головой погрузилась в учебу и школьные дела.

Позже в 1943 году Ева получила записку от папиного знакомого. В ней говорилось, что наших родителей забрали из дома и интернировали[11] в приграничный город Терезин[12]. Уже оправившаяся от первоначального шока Ева писала в свойственном ей оптимистическом ключе: «Не грусти, верь, что все будет хорошо».

Моя милая старшая сестрица! Она разделяла мои тревоги и устремления, но ей было не на кого опереться. Она всегда первым делом думала, как я отреагирую на печальные известия, и стремилась смягчить удар.

Название «Терезин» было мне знакомо лишь потому, что наш поезд задержали там на несколько часов по пути в Англию, пока мы ждали важные документы. Я не обратила внимания на этот город, да и откуда я знала, что он сыграет судьбоносную роль в жизни нашей семьи?

Мы навели справки через Красный Крест. Оказалось, что в организации были хорошо осведомлены о происходящем в средневековом городе-крепости. Его полностью очистили от арийского населения и заселили евреями. Немцы сняли пропагандистский фильм о жизни в Терезине и распространили его в Великобритании и странах союзников, чтобы доказать миру, что Гитлер гуманно обращается с евреями, а жуткие истории о лагерях смерти – не более чем преувеличенные слухи.

Фильм назывался «Гитлер дарит евреям целый город». В нем показывали евреев, перемещенных из Богемии и Моравии, а позже и других европейских регионов, которые вели в гетто относительно нормальную жизнь, хоть и с жесткими ограничениями. Люди жили очень скученно, еды и угля не хватало, но в тяжелое военное время их не хватало всем. Но ни о каких массовых убийствах и речи не шло, напротив – в фильме говорилось, что город находился на самоуправлении, лавками и конторами владели евреи и еврейки, в больницах работали еврейские врачи и медсестры, а дети ходили в школу. В городе были синагоги и театры, где выступали известные еврейские артисты, показывали спектакли и устраивали концерты. Некоторым даже разрешили сесть на поезд от Красного Креста и уехать из города…

И свободный мир предпочел поверить увиденному в кино, а не страшным рассказам немногих, кому удалось сбежать из концлагерей и выбраться на неоккупированную территорию. «Они преувеличивают. Не может быть, чтобы там творились такие ужасы» – такова была типичная реакция людей. И можно ли их винить? Даже моя собственная сестра говорила, что такого быть не может.

Да и разве мог ребенок догадаться, что цель этого фильма – запутать весь мир и не дать ему увидеть правду? Старый город Терезин использовали как перевалочный пункт, где собирали евреев и после краткого или длительного ожидания отправляли дальше, в конечный пункт назначения. Людям говорили – и они верили, – что их переправляют в трудовые лагеря, где условия будут лучше.

Реальная жизнь в Терезине существенно отличалась от того, что показывали в кино: работы не было, люди умирали от холода, голода и болезней, но там у них по крайней мере был шанс выжить, особенно у смешанных пар, где только один из супругов был евреем: таких редко отправляли дальше. Остальные уезжали тысячами. Поезда везли их не в трудовые лагеря, как им обещали, а в газовые камеры Освенцима и других концлагерей.

А еще в немецком пропагандистском фильме не показывали Малую крепость на окраине Терезина, где разместилась одна из самых страшных тюрем гестапо. В ее подземельях узников подвергали таким зверским пыткам и жестокому обращению, что живым оттуда не выходил почти никто.

Слава Богу, тогда я не знала, что коллаборант из Челаковице донес в гестапо на моего отца, который вместо того, чтобы передать свой бизнес немцам, как велели сделать евреям, заключил частную сделку с другом-арийцем, номинально переписавшим предприятие на себя, и их обоих – друга и моего дорогого папочку – отправили в Малую крепость и там пытали.

Глава шестая Наша уэльская гавань

К 1943 году в Хинтон-холле нам стало совсем тесно, к тому же особняк буквально разваливался на глазах. В нем не осталось ни дюйма свободного места и было столько аварийных участков, что учителя просто не справлялись. Школа отчаянно нуждалась в новом помещении.

Однажды в обед в столовой обрушился потолок. К счастью, большинство из нас закончили есть и стояли у окна, глядя, как фермер Джон едет мимо на лошади. Потолок обрушился прямо над тем местом, где мы сидели буквально несколько минут назад. Чудом никто не пострадал, кроме малыша Рене, сломавшего палец.