Жена его высочества

Птицефей пел, эманации золотыми лучами расходились в стороны, и казалось оглушительно, сокрушительно невероятным, что это мелкое, потрепанное дракоболем, взъерошенное существо в перехватившем горло магическом ошейнике способно выдавать трели такой очищающей силы и магнетической вовлеченности, что невозможно было не настроиться на эту возвышенную волну, не попытаться вспомнить лучшее, отыскать дорогу назад, в безоблачное детство или еще дальше, в состояние искры, замирающей на мгновение перед тем как ослепительно вспыхнуть, откликаясь на божественный призыв, отыскать лучшее в себе, даже если ты о нем давно позабыл.

А говорили, что поют только взрослые опытные птицы. Уверяли, что для волшебного пения ареннинам требуются идеальные покой и комфорт. Пугали, что выросший в неволе птицефей никогда не запоет по-настоящему, просто не способен будет уловить небесное состояние высокой изначальной гармонии, не сможет облечь универсальную магию в звуки. Мейра, ничего-то мы не знаем о любви и дружбе.

– Я… не могу. – Один из мужчин со звоном сунул оружие обратно в ножны. – Девчонка ни в чем не виновата.

Второй упрямо сделал шаг вперед, споткнулся и в раздражении бросил ареннину:

– Заткнись! – Помедлил пару секунд, перед тем как яростно крикнуть: – Заткнись или прибью!

Развернулся стремительно, наставил клинок на тщедушное тельце.

Ареннин вздрогнул, но не сбился ни на секунду, не выдал ни одной фальшивой ноты. Смотрел не мигая своими застывшими многозрачковыми глазами, держался за меня взглядом и словно не замечал покачивающейся стали у своего клюва. И только когда последняя щемяще-триумфальная нота унеслась ввысь, к самым высшим чертогам царства Бессмертных, замолчал.

Воздух еще дрожал от высоких трепещущих энергий, когда раздался звон металла о каменный пол. Удерживающая клинок рука солдата беспомощно разжалась.

– Ладно, – сказал устало, глянув на подельника. – Давай их отпустим. Я видел поединок, принц победил ксарантира без магии, все по-честному. Ортау был умелым фехтовальщиком, но итерстанец оказался лучше. И ты прав, принцесса не виновата.

Второй мужчина кивнул, приблизился к напарнику.

– Отпустим – я на родину поеду, в Эльдат, давненько там не бывал, хочу повидать сестру, племянники уже есть, наверное.

Они переглянулись задумчиво и нерешительно перевели взгляд на мою клетку. И тут ожил кристалл связи.

– Что так долго? – донесся раздраженный голос ксарантессы Рененси. – Принцесса мертва?

– Нет, – ответил один из солдат с отчетливо прозвучавшим в голосе чувством вины. Не знаю только, к чему она относилась: к стыду за соучастие в преступлении или к раскаянию за до сих пор не выполненное простенькое задание.

– Почему?! – взорвалась ксарантесса. – Итерстанского принца дожидаетесь? Я к вам стражу от входа хотела послать, так они не отвечают. Что-то случилось, кончайте ее скорее!

Убийца встряхнулся, интенсивно помотал головой, прогоняя наваждение, и, подобрав клинок с пола, направился ко мне.

Ареннин подскочил и завел новую трель. Мужчина споткнулся, словно захваченный магическим арканом.

– Тут это… птица поет, – сообщил первый убийца и смущенно замолк, осознав, как глупо это прозвучало.

– Вас птица отвлекает?! – возопила Рененси. – Так сверните ей шею, и дело с концом!

– Но… это же волшебный ареннин, – неуверенно возразил мужчина.

Через кристалл связи донеслось что-то негодующе-сдавленное, то ли ксарантесса заковыристо выругалась, то ли произнесла в сердцах классическую фразу всех злодеев и злодеек мира: «Никому ничего нельзя поручить, все приходится делать самой!» Пространство раздраженно колыхнулось, и из него вывалилась разгневанная Рененси. Взглянула на сияющего рассветным солнцем ареннина и, не медля ни мгновения, резко рванула за поводок на себя, прижала к столу, ухватила за хрупкое горло…

От ослепительно-белого неистового яростного взрыва разлетелись в стороны магические путы, снесло потолок клетки, вывернуло прутья, отбросило ударной волной ксарантессу и обоих ее подельников, с размаху приложило всех о стены, с омерзительным скрежетом протащило по полу дубовый стол, выжгло дорожку прямо на каменных плитах пола…

Я молниеносно закрыла ареннина защитной полусферой, набросила сеть, осторожно поддерживая. Перешагнула через остатки уродливо раскоряченных прутьев.

– Никто из моей свиты не погибнет, – прошептала твердо. – Никто из друзей. Никто из семьи.

Подошла к столу, сбрасывая защитную сеть, подхватила на руки проворно прыгнувшего ко мне ареннина.

– Мой хороший, – смахнула слезы. – Мой храбрый Мальчик.

Птицефей взобрался к самому лицу, судорожно обвил меня взъерошенными крыльями, уперся клювом в щеку, что-то курлыча и беспрестанно вздыхая. Нас била крупная дрожь, то ли от магического отката, то ли от пережитых эмоций, и я одной ладонью ласково прижала к себе ареннина, а вторую положила на живот, успокаивая и успокаиваясь.

– Храбрый мальчик, – повторила с нежностью, глубоко вдохнула и быстро направилась вон из зала, бросив короткий взгляд на распластанную на полу постанывающую ксарантессу.