Жена винодела

– Нет, нет, это ошибка! – Голос Мишеля был сиплым и сдавленным. – Селин не трогала Рихтера. Это только я, она ни при чем.

– Нет, – застонала Селин. – Нет, нет, нет!

– Genug![38] – рявкнул один из немцев, с усами. – Хватит лгать! Думали, это вам сойдет с рук?

– Это не они! – крикнула Инес. – Это я! Это моя вина! Я его убила! Я убила Рихтера!

Селин потрясенно смотрела на нее, на этот незнакомый вихрь из растрепанных волос и слез. Давид на руках Инес продолжал плакать, и Селин инстинктивно потянулась к нему, заработав удар в лицо рукояткой немецкого пистолета. Мир завертелся, а писк Давида заглушили пронзительные крики Инес.

– Довольно! – зарычал усатый немец. – Вы Инес Шово? Мы знаем, что вас не было здесь, когда убили гауптмана Рихтера. Зачем вы лжете?

– Но я…

– Убирайтесь, – заревел немец. – Антуан Пикар поручился за вас. Вы были с ним. Идите, пока мы вас тоже не арестовали!

Селин задохнулась в истерическом рыдании и тотчас прикусила губу. Она ничего не понимала. Кто такой Пикар и почему он защищает Инес? И почему Инес пытается взять вину на себя? А потом со смутной обреченностью поняла: Инес сама же и привела все это в движение, когда прошлой ночью сбежала в Реймс, и теперь все неотвратимо.

– Простите, простите! – всхлипывала Инес, пятясь назад. Ее взгляд был прикован к Селин. – Я не хотела…

– Хватит! – прервал ее причитания усатый немец. – Отдайте ребенка и уходите! Быстро. Пока я не передумал и не арестовал и вас тоже!

– Нет! – Селин снова потянулась к Давиду и получила еще один удар в лицо. Все завертелось у нее перед глазами, и она заморгала, силясь не потерять сознание.

– Зачем вам невинный младенец? – Инес сверлила офицера исполненным ненависти взглядом.

Он ухмыльнулся:

– А тебе зачем? Ведь он еврей, правда?

– Не по вашим нацистским законам, а вы, нацисты, любите играть по правилам, так? – парировала Инес. – У него среди дедушек и бабушек всего один еврей, и, так или иначе, он родился здесь, во Франции. Кроме того, неужели вы хладнокровно убьете невинного младенца? Так может поступить только настоящее чудовище.

Немец какое-то время молча смотрел на нее, затем пренебрежительно махнул рукой.

– Какое мне, собственно, дело? Если тебе так нужен этот неполноценный ублюдок, забирай его. И проваливай, потаскуха грошовая!

Инес, вздрогнув, повернулась к Селин:

– Простите меня, Селин. Я не хотела…

– Защитите Давида, – сказала Селин. Державший ее солдат с силой ткнул стволом пистолета ей в спину, и боль пронзила все тело. – Защитите его, Инес. Умоляю вас.

– Но…

– Идите, Инес, пока они не передумали! Пожалуйста!

После секундного колебания Инес повернулась и побежала, крепко прижимая к себе ребенка. Селин смотрела им вслед, слушая, как младенческий плач затихает в меловых туннелях, словно Давида и не было, словно он ей только приснился. В наступившей тишине Селин поняла, что больше никогда его не увидит. Одновременно пришло отчетливое осознание: все это – расплата за ее вину, ставшая неизбежной с тех самых пор, как она впервые поцеловала Мишеля, когда впервые отбросила сомнения и влюбилась в того, кто не мог ей принадлежать.

Когда нацисты, выведя ее по лестнице, потащили к машине, толкая позади нее Мишеля, на пороге их домика она увидела Тео; слабый свет зари освещал его искаженное гневом лицо. Он не двинулся с места, не попытался помочь ей, и Селин поняла, что он знает.

Инес и Давид исчезли, и Селин оставалось лишь молиться о том, чтобы Инес поняла, осознала: цена ее предательства – ответственность за жизнь Давида. Нацисты затолкали Селин в одну машину, Мишеля в другую, и она в последний раз окинула взглядом уходящие вдаль виноградники, землю, с которой были связаны все ее мечты.

Глава 29 Июнь 2019 Лив

Бабушка молчала, пока водитель не высадил их перед отелем и они с Лив не поднялись к себе. В номере она тяжело опустилась на мягкий красный диван.

– Ладно, – произнесла она. – Вижу, вы с Жюльеном поладили.

– Ну да. – Лив осторожно присела рядом. – Ты ни о чем не хочешь поговорить?

– Что ты имеешь в виду?

– Там, в «Мезон-Шово», ты выглядела очень взволнованной.

– Интересно, откуда у современных молодых людей привычка все время сообщать об очевидном? – Бабушка Эдит вздохнула: – Кстати, я бы задала тебе тот же вопрос. Ты то ходишь и киснешь, а то вешаешься на шею юному Жюльену. Должна ли я за тебя волноваться?

Лив почувствовала, что краснеет:

– Нет.

– Значит, с тобой все будет в порядке? – Тон бабушки Эдит немного смягчился. – Ты должна понимать, что я не смогу собирать тебя в кучу из осколков?

– Ах, вот это как называется, когда ты внезапно появилась на пороге моей нью-йоркской квартиры и потребовала, чтобы я отправилась с тобой в безумную поездку во Францию?

Бабушка Эдит пожала плечами:

– Что тут такого, я же за тебя волнуюсь? Я люблю тебя, Оливия, и хочу, чтобы ты была сильной и счастливой. Я хочу убедиться, что Эрик тебя не сломил.

– Пытаешься сменить тему, чтобы я не выспрашивала про «Мезон-Шово»?

– Возможно. Но это не значит, что я не хочу услышать ответ.

Лив пристально посмотрела на бабушку, потом опустила взгляд.