Жена винодела

С тобой ему будет лучше. Ты хорошая и добрая – в отличие от меня. Я должна искупить свою вину, потому что иначе мне не стать такой, какой я должна быть. Теперь я понимаю, что сражаться за Францию, сражаться за справедливость – единственный способ заслужить прощение. Именно так старался поступать Мишель, и я должна продолжить его дело. Если я не вернусь и если, хуже того, не выживет Селин, пожалуйста, постарайся сделать так, чтобы у Давида была счастливая жизнь и чтобы он унаследовал «Мезон-Шово», который, откровенно говоря, моим никогда и не был.

Подписав и эту записку, Инес оставила ее на столе и вернулась в гостиную, где среди одеял на полу мирно спал Давид. Она долго смотрела, как во сне трепещут его крохотные веки и подергиваются ручки и ножки. Наконец, она встала, тихо, как мышь, выскользнула из квартиры и растворилась в темноте ночи.

Глава 31 Май 1945 Селин

Селин называли везучей, хотя это слово – chanceux – казалось настолько фальшивым и тошнотворным, что она не могла произнести его вслух, даже когда медсестры склонялись над ней, лечили ее раны, щипали за впалые щеки и называли чудом то, что она осталась в живых.

Но можно ли называть это везением? Ей очень хотелось вернуться в «Мезон-Шово», найти там Мишеля, который ее ждет, и Давида, бегающего среди виноградников толстощекого малыша, смех которого мыльными пузырями плывет в небе. Эта мысль поддерживала ее ужасными темными ночами в Аушвице, в лагере, населенном призраками и ночными кошмарами. Почти за два года, проведенных там до освобождения, она усохла до тридцати пяти килограммов и от нее остались лишь кожа да кости. Но Селин выжила, потому что должна была выжить. Должна была вернуться к любимому, если оставался хотя бы малейший шанс, что он ее все еще ждет. Вернуться к сыну.

В глубине души она понимала, что Мишель, скорее всего, мертв. Она видела, как его уводили немцы, знала цену, которую ему придется заплатить за смерть Рихтера. Что Рихтер едва не изнасиловал Селин, вряд ли повлияет на судьбу Мишеля, – даже если гестапо ему поверит. Вот уже два года, как она свыклась с мыслью, что его больше нет, но горе ее не утихало.

Но Давид? Ведь у него-то был шанс? Конечно, Инес знала, на что идет, когда взяла его из непослушных рук Селин. Но поняла ли она, что искупить вину она сможет, только если спасет Давида? Два года Селин надеялась, что да, Давид счастлив, здоров, жив.

Но теперь, когда она пешком приближалась к «Мезон-Шово», после того как поездом добралась из Парижа в Реймс, а потом американский конвой подбросил ее в Виль-Домманж, Селин все больше одолевали сомнения, почти парализуя. Исчез указатель, когда-то стоявший на границе владений и сообщавший гостям, что они на территории «Мезон-Шово», а флигель управляющего, который в прошлой жизни служил ей домом, оказался заколочен. Выронив сумку с бруском мыла и старым платьем, которое отдала ей сердобольная сотрудница Красного Креста, Селин побежала к главному дому. Ноги, похожие на палки, подкашивались – мышцы на них успели атрофироваться.

Она постучала в дверь, чувствуя, как изнутри поднимается волна страха. Высохшая, мертвая виноградная лоза, за которой когда-то ухаживал Мишель, чернела на фоне синего неба. Единственный признак присутствия людей – отпечатки шин, ведущие в дальний конец участка, где они обычно хранили пробки и пустые бутылки. На стук никто не вышел, и Селин, прикусив губу, чтобы не расплакаться, побежала к сараю и распахнула дверь.

Внутри она увидела незнакомый черный автомобиль и несколько бочек, лежавших на боку, явно на разных стадиях очистки. Сердце ее затрепетало. Здесь точно кто-то был, занимался производством шампанского – несмотря на то, что место выглядело заброшенным.

– Мишель? – задохнулась она. – Инес? Тео?

Но человек, который вылез из люка в полу, – новый вход в погреба? – был ей незнаком. Высокий, худой, лет шестидесяти, с седыми усами и тонким носом.

– Мадемуазель? – Он удивленно смотрел на Селин, которая, должно быть, казалась ему почти ребенком. И действительно, бедра у нее исчезли, грудь стала плоской, а тонкие руки и ноги напоминали высохшие ветки виноградной лозы.

– Кто вы? – Ее голос был хриплым от страха. – Где Мишель? Тео? Инес?

Мужчина нахмурился, и в его взгляде промелькнуло сочувствие.

– Их нет.

– Они мертвы?

– Кто вы? – Мужчина старался говорить как можно мягче.

– Меня зовут Селин Лоран. Мой… мой муж, Тео, был здесь главным виноделом.

Он смотрел на нее во все глаза.