Женщина французского лейтенанта

Сэм протянул руки, чтобы забрать – или, скорее, ловить – все подряд, начиная с уличной одежды и заканчивая злобным взглядом. Хозяин с величественным видом поднимался по лестнице. Голова уже совсем протрезвела, чего не скажешь о теле, и слуга проводил его с едкой ухмылочкой, которая, к счастью для него, осталась незамеченной.

– Вы правы, миссис Роджерс. Он сам не свой. Домой вернулся пьяный в зюзю.

– Трудно поверить, что с ним такое могло случиться.

– Есть много т’кого, в’ что вам будет трудно поверить. Вчера был как раз т’кой случай.

– Он же никогда от своего не отступает!

– Из меня правду клещами не вытащишь. – У поварихи от волнения вздымалась грудь. Она была на грани срыва. Сэм улыбнулся. – А вы видите насквозь. Ох, миссис Роджерс.

Что не удалось клещам, то запросто бы вышло у чувства обиды, но Сэма спас, а планы миссис Роджерс сорвал звон колокольчика. Сэм подхватил канистру с двумя галлонами горячей воды, которая все утро терпеливо ждала в углу своего часа, подмигнул поварихе – и был таков.

Существуют два вида похмелья: в одном случае ты чувствуешь себя разбитым и ни на что не способным, а в другом – разбитым, но в ясном сознании. У Чарльза был второй вариант; он уже встал с постели и позвонил в колокольчик. Он отчетливо помнил события предыдущей ночи.

Рвота в чужой спальне подавила на корню опасное сексуальное возбуждение. Девица, чье имя так неудачно прозвучало, поспешно вскочила, натянула пеньюар и повела себя как профессиональная сиделка вместо обещанной профессиональной проститутки. Она усадила Чарльза на стул перед очагом, в котором он увидел пустую бутылку из-под рейнвейна, и его тут же опять стошнило. Но на этот раз она успела подставить миску из рукомойника. В паузах между приступами он со стоном выговаривал:

– Вы меня извините… такой конфуз… что-то с желудком…

– Все хор’шо, сэр, все хор’шо. Не сдерживайтесь.

И он не сдерживался. Она сходила за шалью и набросила ему на плечи. Он сидел, такой нелепый, как согбенная старушка, что склонила голову над тазиком, стоящим у нее на коленях. Через какое-то время он почувствовал себя немного лучше. Может, он хочет поспать? Да, но в своей постели. Она выглянула на улицу и ушла в другую комнату, а он начал кое-как одеваться. Вернулась она уже в уличном платье. Он оторопело на нее уставился.

– Вы собираетесь…

– Выз’ву вам экипаж. А вы тут п’дождите.

– Да… спасибо…

Он снова сел, а она спустилась вниз и вышла из дома. Хотя он далеко не был уверен в том, что приступы тошноты остались позади, в психологическом отношении он испытывал глубокое облегчение. Какими бы ни были его первоначальные намерения, непоправимого деяния он не совершил. Чарльз глядел на играющее пламя, и на его губах, как это ни покажется удивительным, появилась слабая улыбка.

Вдруг из соседней комнаты донесся тихий плач. Потом пауза, и снова плач, уже громче и продолжительнее. Девочка, очевидно, проснулась. Этот плач – завывания, пауза, завывания, пауза – становился невыносимым. Чарльз подошел к окну и раздвинул занавески. Из-за тумана видимость была неважная. Ни души. Стук копыт здесь явно раздается нечасто, и девушка, видимо, ушла на поиски экипажа. Пока он стоял в нерешительности, где-то забарабанили в стену, и возмущенный мужской голос что-то прокричал. Чарльз положил на стол шляпу и трость и приоткрыл дверь в соседнюю комнату. Пробившийся луч осветил платяной шкаф и старый сундук. Комнатенка была крошечная. В дальнем углу, возле закрытого комода, стояла раскладная кроватка. От пронзительного воя напряглись барабанные перепонки. Чарльз нескладно застыл на пороге, этакий страшный черный великан.

– Тише ты, тише. Твоя мама скоро вернется.

Незнакомый голос все только усугубил. Крики сделались такими отчаянными, что казалось, сейчас проснется весь квартал. В отчаянии Чарльз стукнул себя по голове, а затем шагнул в темноту. Перед ним была такая кроха, когда слова бессильны. Он наклонился и погладил ее по головке. Горячие пальчики вцепились в его пальцы, но крики слабее не стали. Сморщенный ротик выдавал из себя страх с изумляющей мощью. Надо было срочно найти спасительную уловку – и Чарльз ее нашел. Он извлек часы-брегет, отсоединил цепочку от жилетки и стал раскачивать брегет над самым личиком. Сработало мгновенно. Крики сменились похныкиванием, а ручки сразу потянулись к серебряной игрушке, которой она завладела. Через мгновение часы исчезли среди простынок, а малышка попыталась сесть, но у нее не получилось. И она снова завопила в голос.