Женщина французского лейтенанта

Возможно, вы уже готовы согласиться с Чарльзом по поводу Сэма. Он, прямо скажем, не отличался особой честностью. Но мысли о предстоящем браке способны приводить к необычным результатам. Например, потенциальные партнеры могут задуматься о неравноценной сделке и пожелать от другой стороны большего участия; беззаботность молодости вдруг куда-то улетучивается, об ответственности забывают, альтруистические аспекты общественного договора уходят на второй план. Одним словом, легче быть бесчестным вдвоем, чем одному. Впрочем, Сэм не считал свои действия бесчестными, он это называл «правильно разложить карты». Проще говоря, женитьба Чарльза и Эрнестины – дело решенное; именно из ее приданого он может рассчитывать на двести пятьдесят фунтов; с хозяина и этой шлюшки из Лайма надо не спускать глаз, если их интрижка продолжится… что, кстати, очень даже неплохо: чем хозяин виноватее, тем он уязвимее. А если это далеко зайдет? Сэм втянул нижнюю губу и наморщил лоб. Высоко его занесло. Это не должно нас удивлять – со своднями такое частенько случается.

43

Она мне грезилась: вдали

Тень, силуэт неразличимый
На смутном краешке земли.

Альфред Теннисон. Мод

Пожалуй, в викторианском «железном веке» легче, чем в любом другом, найти разные краски для мифа о рациональном поведении человека. После своего ночного бунтарства Чарльз определенно решил, что брак с Эрнестиной состоится. Он никогда всерьез не подвергал это сомнению. Мамаша Терпсихора и проститутка лишь укрепили его в намерении, как ни удивительно это могло бы кому-то показаться: отпали последние досадные сомнения, утратили всякий смысл последние вопросы. Так он себе сказал во время тошнотворного возвращения домой, что отчасти объясняет его грубоватое обращение с Сэмом. Что касается Сары… другая Сара была лишь ее суррогатом, ее печальной грязной противоположностью… и толчком для его пробуждения.

Однако было бы хорошо, если б в своем письме она нагляднее продемонстрировала свое чувство вины в связи с тем, что просит у него денег (хотя вряд ли она успела потратить десять фунтов за такое короткое время) или выплеснула бы свои потаенные чувства к нему. Но трудно прочитать страсть или отчаяние всего в трех словах: Семейная гостиница «Эндикотт». Ни даты, ни даже инициалов! Такой акт неповиновения, действия в обход тетушки Трантер. Но кто бы привлек ее к суду только за то, что она постучала в его дверь!

Проще простого проигнорировать это завуалированное приглашение – он не должен больше с ней встречаться. Однако, пожалуй, Сара-проститутка напомнила Чарльзу об уникальности Сары-изгоя: полное отсутствие возвышенных чувств у одной лишь подтвердило их редкостное самостояние у другой. Как умна, как по-своему деликатна… какие-то ее слова, последовавшие после признания, не выходили у него из головы.

Он много думал – если можно воспоминания считать думами – о Саре во время своего долгого путешествия на запад. Он понимал, что помещение ее в клинику для душевнобольных, сколь угодно просвещенную, было бы предательством. Я употребляю местоимения «она», «ее», хотя они не что иное, как ужасные маски, придуманные мужчинами; а для Чарльза это были не местоимения, а глаза, образы, упавшая на висок прядка волос, легкий шаг, спящий лик. И то были никакие не грезы, а честный взгляд на моральные проблемы, вызванные суровым одиночеством несчастной женщины и неопределенностью ее будущего.

Поезд пришел в Эксетер. Вскоре после финального свистка под окном купе появился Сэм, который, разумеется, путешествовал третьим классом.

– Мы тут з’ночуем, мистер Чарльз?

– Нет. Вызови четырехколесный экипаж. Кажется, идет дождь.

Сэм готов был поставить тысячу фунтов против одного, что они здесь заночуют. Но он без колебаний подчинился, так же как хозяин, видя его лицо, без колебаний принял именно такое решение – и где-то в глубине души оно застолбилось. Все предопределил Сэм, а Чарльз просто больше не мог увиливать.

Когда они проезжали через восточный пригород, его охватила печаль и чувство утраты – жребий брошен. Даже не верилось, что одно простое решение, один ответ на банальный вопрос может так много определить. До настоящей минуты все было потенциально возможно; теперь колышки вбиты бесповоротно. Он принял морально правильное, достойное решение… но при этом, похоже, потакал некой врожденной слабости, готовности принять судьбу, которая, как подсказывали предчувствия, равносильные фактам, однажды приведет его в мир коммерции и к тому, чтобы ублажать Эрнестину, желающую ублажить отца, коему она стольким обязана… Он разглядывал деревенские пейзажи, и ему казалось, что его медленно втягивают в какую-то чудовищную трубу.