Женщина французского лейтенанта

А экипаж катил дальше, и какая-то ослабленная пружина скорбно поскрипывала, как тележка, при каждом толчке. Небо обложило, началась морось. В подобных обстоятельствах Чарльз обычно приглашал слугу в закрытое пространство, но сейчас он был не в состоянии видеть Сэма (во всяком случае, этого Сэма, которому мерещилось золото на мокрой дороге в Лайм и который никак не соглашался с остракизмом). Чарльзу представлялось, что он уже никогда не сможет побыть в уединении. Остается только радоваться тому немногому, что у него есть. Он снова задумался о женщине, которую оставил в городе. Не как об альтернативе Эрнестине, на которой он мог бы жениться. Это исключено. Собственно, он задумался не столько о самой Саре, сколько о ней как о символе, соединившем в себе все его утраченные возможности, все угасшие свободы, все путешествия, на которых можно поставить крест. С чем-то надо распрощаться, и вот же она, такая близкая и уже уходящая. Как удобно.

Сомнений не осталось. Он жертва, еще один аммонит, завалившийся во время раскручивания огромного колеса Истории, обреченный на вечность, потенциальная окаменелость.

Вскоре он себе позволил уже совсем непозволительную слабость – уснул.

44

Долг… готовность подчиниться,

Только вот чему – бог весть…
Некой установке, форме…
То ли нет, а то ли есть…
С подавлением желаний:
Не пытайся, не греши…
Без протестных побуждений
В темных уголках души…
Тихо сдаться без борьбы
По велению судьбы…

Артур Хью Клаф. Долг (1841)

В гостиницу «Белый лев» они приехали к десяти вечера. В доме тетушки Трантер еще горели огни, и кто-то задернул занавеску, как раз когда они проезжали мимо. Чарльз наспех привел себя в порядок и, оставив Сэма разбирать вещи, мужественно зашагал вверх по склону холма. Мэри при виде его не скрывала своей радости, а стоявшая за ней тетушка даже разрумянилась от гостеприимных улыбок. Она получила строгий приказ самоустраниться после первых приветствий; не тот случай, чтобы изображать из себя дуэнью. Эрнестина, неизменно сохраняя достоинство, осталась сидеть в задней гостиной.

Она не встала, когда вошел Чарльз, а послала в его сторону долгий укоризненный взгляд из-под ресниц. Он улыбнулся.

– Я забыл купить в Эксетере цветы.

– Вижу, сэр.

– Ужасно торопился, чтобы успеть, пока ты еще не легла спать.

Она опустила глаза на свои руки, занятые вышиванием. Чарльз шагнул к ней, и она быстренько прикрыла то, чем занималась.

– Кажется, у меня появился соперник.

– Ты заслужил, и даже не одного.

Он опустился рядом на колени, нежно взял одну руку и поднес к губам. Она взглянула на него украдкой.

– С тех пор как ты уехал, я не сомкнула глаз.

– Это видно… бледные щеки, опухшие веки.

Она даже не улыбнулась.

– И ты еще насмехаешься.

– Если бессонница творит с тобой такие чудеса, я распоряжусь, чтобы сигнальный колокольчик бесперебойно звенел в нашей спальне.

Она покраснела. Чарльз примостился рядом, повернул ее лицом к себе и поцеловал в губы и зажмуренные глаза. А когда они открылись, в них уже не было ни малейшей сухости.

Он улыбнулся.

– А теперь покажи, что ты вышиваешь для своего тайного поклонника.

Она показала работу. Это был мешочек из голубого бархата для ручных часов. Такие мешочки викторианские джентльмены вешали у себя на туалетном столике и перед сном складывали в них свои брегеты. На кармашке вышито белое сердечко и на нем две буквы, Ч и Э, а на самом мешочке, золотой нитью, незаконченное двустишие, которое Чарльз прочел вслух.

– «Как только ты их заведешь»… а дальше?

– Сам догадайся.

Чарльз подумал, глядя на голубой мешочек.

– «Твою супругу бросит в дрожь»?

Она резким движением спрятала подарок.

– Теперь не скажу. Ты настоящий хам. – А «хамами» в те времена называли кондукторов омнибуса, которые славились своими шуточками ниже пояса.

– Он у хорошеньких невест не просит плату за проезд.

– Фальшивая лесть так же отвратительна, как и неуклюжие каламбуры.

– Ты просто восхитительна, моя дорогая, когда злишься.

– Тогда я тебя прощаю… а сама еще позлюсь.

Она слегка отвернулась, но при этом он продолжал обнимать ее за талию, и она отозвалась ответным пожатием. Немного помолчали. Он снова поцеловал ее руку.

– Завтра утром прогуляемся? Покажем всему миру, какие мы модные, скучающие любовники, что неопровержимо свидетельствует о том, что наш брак по расчету?

Она улыбнулась и, импульсивно показав вышитый кармашек, процитировала:

– «Как только ты их заведешь, мою любовь внутри найдешь».

– Ты моя прелесть.

Он задержал на ней взгляд, а затем достал из кармана и положил ей на колени червленую коробочку с пружинкой.

– Считай, что это цветы.