Женщина французского лейтенанта

Он сразу решил, куда отправится. С тех пор как он обнаружил на травянистом откосе женщину французского лейтенанта, он только о ней и думал. В тот день он успел заметить внизу, у подножия этого утеса, внушительную груду обвалившегося кремня. Чем не повод туда прогуляться! Разгоревшиеся любовные чувства между ним и Эрнестиной в последнее время почти вытеснили мысли о секретарше миссис Поултни.

Продираясь сквозь кусты ежевики, он сразу вспомнил Сару, отчетливо увидел, как она спала в тот день. Но когда он подошел к краю утеса и глянул вниз, маленькая площадка была пуста. Скоро его мысли приняли другой оборот. Он нашел, как спуститься, и приступил к научным поискам в каменистой осыпи. Сегодня было похолоднее, чем в прошлый раз. Солнышко и тучи по-апрельски быстро сменяли друг друга. Ветер дул с севера, а потому у подножия утеса, повернутого на юг, было комфортно тепло, а когда Чарльз увидел у себя под ногами великолепный образец, видимо, недавно отколовшийся от скальной породы, на душе стало еще теплее.

Однако минут через сорок он окончательно понял, что одной удачей все и ограничится, по крайней мере в этих кремневых отложениях. Он снова поднялся наверх и двинулся в сторону тропы, которая вела назад в лес. И вдруг что-то мелькнуло!

Она застряла в колючей ежевике и пыталась выдернуть подол. Приближающихся шагов она не слышала, к тому же он, увидев ее, остановился. Тропка была узкая, и обойти девушку он не мог. И тут она его заметила. Их разделяли метров пять. Оба выглядели смущенными, хотя выражалось это по-разному. Чарльз улыбался, Сара же на него поглядывала с большим подозрением.

– Мисс Вудраф!

Она почти незаметно кивнула и замешкалась, как будто решала, не повернуть ли ей обратно. Но тут до нее дошло, что он отступил, пропуская ее вперед, и она поспешно прошла мимо. Вот только раскисшая тропа коварно ушла под уклон, она поскользнулась и упала на колени. Он подскочил и помог ей подняться. Сейчас она напоминала дикого зверька, онемевшего, дрожащего, не смеющего поднять глаза.

Он очень деликатно, держа девушку под локоть, провел ее на покрытую дерном лужайку с видом на море. Она все в том же черном пальто и платье цвета индиго с белым воротничком. Уж не знаю, по какой причине – то ли из-за падения, то ли потому, что он ее поддерживал, а может, просто из-за холода, – но она раскраснелась, что прекрасно подчеркивало ее диковатую робость. Ветер немного растрепал ее волосы, и она отдаленно напоминала мальчишку, пойманного за воровством яблок из чужого сада… вроде виноват, но ведет себя вызывающе. Она украдкой посмотрела на Чарльза; такой экзофтальмический взгляд темно-карих с чистыми белками глаз, одновременно застенчивый и повелительный. Он тотчас отпустил ее руку.

– Мисс Вудраф, мне становится страшно при мысли, что будет, если вы однажды подвернете лодыжку в таком безлюдном месте.

– Это неважно.

– Еще как важно, дорогая леди. Судя по вашей недавней просьбе, вы не желаете ставить в известность миссис Поултни о том, что бываете здесь. Я не собираюсь спрашивать вас о причинах, избави бог. Замечу лишь, что если вы по какой-то причине потеряете способность передвигаться, я единственный человек в Лайме, кто сможет привести к вам спасателей. Разве не так?

– Она знает. Во всяком случае, догадается.

– Она знает, что вы ходите сюда?

Сара глядела себе под ноги, словно отказывалась отвечать на дальнейшие вопросы, словно умоляя его уйти. Но что-то в ее лице, повернутом в профиль, заставило отказаться от этой мысли. В нем все, как он только сейчас понял, отдано глазам. Они не могли утаить ни ума, ни независимого духа; а еще в них сквозили молчаливый отказ от любого сострадания и твердая решимость оставаться собой. Тогда были в моде изящные тонкие выгнутые бровки, а у Сары то ли густые, то ли необычно темные, под цвет волос, что отдаленно придавало ей мальчиковый вид. Это не означает, что у нее было маскулинное лицо с тяжелым подбородком, столь популярное в эпоху короля Эдуарда – тип красоты гибсоновской девушки[58]. У нее было хорошей лепки совершенно женственное личико, а сдерживаемая пронзительность взгляда дополнялась сдержанной чувственностью большого рта, что, опять-таки, не отвечало тогдашней моде, выбиравшей между маленьким ротиком почти без губ и детским ртом из двух разнонаправленных дужек, каждая как лук Купидона. Чарльз, подобно многим мужчинам того времени, жил под некоторым влиянием лафатеровской «Физиогномии»[59]. Так что он обратил внимание на этот рот, и плотно сжатые губы не ввели его в заблуждение.

Беглый взгляд этих темных глаз всколыхнул в его памяти воспоминания… никак не связанные с Англией. Подобные лица у него ассоциировались с иностранками, и, если уж совсем откровенно (чего он себе не позволил), с иностранками в парижских койках. Его понимание Сары перешло в новое качество. Она умнее и независимее, чем кажется, и в ее натуре угадываются темные уголки.