Женщина французского лейтенанта

У большинства англичан той эпохи такое интуитивное открытие вызвало бы отторжение, да и у Чарльза, надо сказать, оно вызвало легкий шок. Разделяя многие предрассудки своих современников, он был готов подозревать чувственность в любом обличье; но если они прибегли бы к чудовищному уравнению, продиктованному своим суперэго, и обвинили бы Сару в том, что она такой родилась, то он был к этому не готов. За что мы должны благодарить его научную ориентацию. Дарвинизм – и в этом отдавали себе отчет наиболее проницательные оппоненты – открывал шлюзы кое-чему посерьезнее, чем развенчание библейской саги о происхождении человека; его глубинная подоплека уходила корнями в детерминизм и бихевиоризм, иными словами, в философию, которая низводит мораль до лицемерия, а долг – до соломенной хижины во время урагана. Я не хочу сказать, что Чарльз полностью оправдывал Сару; просто он не был склонен ее осуждать в той мере, в какой это ей представлялось.

Отчасти, стало быть, научная ориентация… а еще Чарльз с выгодой для себя прочел – исподтишка, так как книга подверглась судебному преследованию за непристойности – роман, вышедший во Франции около десяти лет назад, глубоко детерминистский в своих посылах, знаменитую «Мадам Бовари». И когда он украдкой разглядывал лицо по соседству, имя Эммы Бовари вдруг всплыло в его голове из ниоткуда. Подобные аллюзии одновременно открывают глаза и искушают. Вот почему он так и не откланялся.

Наконец она заговорила:

– Я не знала, что вы здесь.

– Как вы могли знать?

– Я должна вернуться.

И она повернулась, чтобы уйти, но он ее опередил:

– Вы позволите мне сказать несколько слов? Хотя, наверное, я не вправе их говорить, будучи для вас и ваших обстоятельств посторонним человеком. – Она стояла к нему спиной, опустив голову. – Я могу продолжать?

Она молчала. И, секунду поколебавшись, он продолжил:

– Мисс Вудраф, я не стану делать вид, что миссис Трантер не обсуждала ваши обстоятельства… в моем присутствии. Я лишь замечу, что она о вас говорила с симпатией и великодушием. Она находит, что ваше нынешнее положение сделало вас несчастной, но так уж сложились обстоятельства, как я понимаю, а они были далеки от благоприятных. Я еще мало знаю миссис Трантер, но, признаюсь, одной из радостей моей предстоящей свадьбы стало то, что я познакомился с человеком такой сердечной доброты. Однако ближе к делу. Я уверен…

Он не договорил, увидев, как она резко обернулась к роще за ее спиной. Своим обостренным слухом она уловила звук хрустнувшей ветки. Он не успел спросить, в чем дело, как вдруг услышал приглушенные мужские голоса. А Сара не теряла времени даром: подхватив подол юбки, она пробежала в восточном направлении метров сорок и скрылась в зарослях можжевельника. Чарльз стоял в смятении, немой соучастник ее преступления.

А между тем голоса приближались. Надо было что-то делать. Он прошел до боковой тропы между кустами, глянул вниз, а там двое. При виде незнакомца они обомлели. Они явно собирались подняться по тропе, где он сейчас стоял. Чарльз уже открыл рот, чтобы пожелать им хорошего дня, но парочка исчезла с поразительной быстротой. «Делаем ноги!» – просипел один, и послышался удаляющийся топот ног. Потом раздался зазывный свист и возбужденное тявканье собаки. И тишина.

Подождав минутку и убедившись, что опасность миновала, он направился к зарослям можжевельника. Сара стояла так, что колючки впивались ей в бок. Лицо отвернула.

– Они ушли. Два браконьера, я полагаю.

Она кивнула, избегая встречаться с ним взглядом. Кусты вовсю цвели, и отливающие кадмием желтые лепестки почти полностью затмили зелень. Воздух был напоен ароматами медового мускуса.

– Зря вы убежали.

– Джентльмена, который заботится о своем добром имени, не должны видеть рядом с алой блудницей[60].

Это был смелый шаг; в голосе звучала горечь. Он улыбнулся, видя только ее профиль.

– Мне кажется, алые у вас только щечки.

Она полоснула его глазами загнанного зверя, которого продолжают мучить, и снова отвернулась.

– Поймите меня правильно, – мягко сказал он. – Я глубоко сожалею по поводу вашего незадачливого положения. И оценил, с какой деликатностью вы позаботились о моей репутации. Но таким, как миссис Поултни, все это безразлично.

Она не шелохнулась. А он продолжал улыбаться, расслабленный во всем – в путешествиях, в чтении книг, в познании мира.

– Дорогая мисс Вудраф, я много чего повидал на своем веку. И у меня хороший нюх на ханжей… с какой бы набожной напыщенностью они ни обращались к пастве. Может, вы все-таки покинете свое убежище? В нашей случайной встрече нет ничего неприличного. Уж позвольте мне закончить мою мысль.

Он отступил, и она снова вышла на лужайку. Он заметил, что ресницы у нее мокрые. Чтобы не давить своим присутствием, он, оставаясь у нее за спиной, сохранял расстояние в несколько метров.

– Миссис Трантер хотела бы… и даже очень… помочь вам изменить ситуацию, если вы сами этого желаете.

Она лишь покачала головой.