Когда двуколка выбралась из липовой аллеи на простор ровненьких лужаек с отдельными кустарниками, а дорожка зазмеилась прямо к господскому дому в палладианском стиле, без фанатизма перестроенному Уайеттом-младшим[86]
, Чарльз по-настоящему ощутил, что въезжает в свои наследные владения. Его предыдущие блуждания, его флирт с религией, наукой, путешествиями – все было ради этого мгновения… интронизации, так сказать. Абсурдное приключение на береговом оползневом уступе благополучно забыто. Впереди его ждет непомерный долг, сохранение этого миропорядка, а когда-то с тем же столкнулись его предки, такие же молодые люди. Долг – вот его настоящая супруга, Эрнестина и Сара вместе взятые, и он выпрыгнул из коляски, чтобы радостно ее приветствовать, как какой-нибудь юнец.Его приветствовал пустой холл. Он вошел в комнату отдыха, она же гостиная, ожидая увидеть идущего ему навстречу сияющего дядю. Никого. И еще некая странность его поначалу озадачила. Но потом он сообразил и улыбнулся. Новые шторы и новые ковры. Эрнестина не обрадуется – ее лишили права выбора, но, с другой стороны, может ли быть более убедительное доказательство, что старый вдовец вознамерился торжественно передать факел в другие руки?
И еще одну перемену Чарльз не сразу осознал. Исчезла бессмертная дрофа; на месте стеклянного ларца стояла горка.
Однако он так и не догадался.
Как, впрочем, не догадался – да и мог ли, в принципе? – о том, что произошло с Сарой, после того как она его оставила накануне. Она быстро миновала рощу и дошла до места, где обычно выбирала самую верхнюю тропу, исключавшую вероятность того, что кто-то из маслобойни ее увидит. Случайный наблюдатель отметил бы ее минутные колебания, а если бы он обладал таким же острым слухом, как она, то понял бы их причину: со стороны молочной фермы под горой, метрах в ста от нее, доносились голоса. Сара вкрадчиво подошла к большому падубу, чтобы сквозь густую листву увидеть двор маслобойни. Она долго всматривалась, и ее лицо ничего не выражало. Но какие-то перемены заставили ее принять решение… вот только, вместо того чтобы нырнуть обратно в лес, она с вызовом вышла на тропинку, что вела прямиком к гужевой дороге по-над фермой. Так она оказалась полностью на виду у двух женщин возле маслобойни; одна из них, с корзинкой в руке, как раз собиралась возвращаться домой.
Две пары глаз с удивлением уставились на темную фигуру. Не глядя на них, Сара резво шла вперед, пока не скрылась за живой изгородью.
Одной из женщин была жена дояра. Второй – миссис Фэйрли.
24
Однажды я слышал, как кто-то сказал, что типичная викторианская фраза звучит так: «Ты должен помнить, что это твой дядя…»
– Это что-то вопиющее. Вопиющее. Он потерял последние остатки разума.
– Он потерял ощущение пропорций. Это немного разные вещи.
– Но в такой момент!
– Моя дорогая Тина, Купидон известен своим полным пренебрежением к удобствам простых смертных.
– Ты прекрасно понимаешь, что Купидон к этому не имеет никакого отношения.
– Боюсь, что самое прямое. Старые сердца самые беззащитные.
– Это все из-за меня. Я ему не понравилась, я знаю.
– Ну что ты, не говори глупости.
– Никакие не глупости. Для него я дочь простого драпировщика.
– Дитя мое, держи себя в руках.
– Я так сержусь исключительно из-за тебя.
– С твоего позволения, я и сам могу за себя посердиться.
Наступило молчание, что дает мне возможность уточнить: этот разговор происходил в доме миссис Трантер, а точнее, в задней гостиной. Чарльз стоял у окна, спиной к Эрнестине, которая еще недавно плакала, а сейчас с угрожающим видом теребила кружевной платок.
– Я знаю, как ты любишь Уинсайетт.
О том, какой была бы реакция Чарльза, мы можем только догадываться, ибо в этот момент дверь распахнулась, и вошла тетушка Трантер с гостеприимной улыбкой на лице.
– Вы так скоро вернулись!
Еще недавно мы видели, как он подъезжал к дядиному дому, и вот он уже в Лайме, в половине десятого того же дня. Чарльз выдавил из себя улыбку.
– Мы… быстро решили наши дела.
– Случилось нечто ужасное и бесчестное, – вмешалась Эрнестина. Тетушка с тревогой перевела взгляд на племянницу, на лице которой были написаны трагедия и гнев. А та продолжила: – Чарльза лишили наследства.
– Лишили наследства!
– Эрнестина преувеличивает. Просто мой дядя решил жениться. Если ему улыбнется удача и у него родится наследник…
– Удача! – Она бросила на него испепеляющий взгляд. Тетушка в страхе смотрела то на него, то на нее.
– Но… кто она?
– Ее зовут миссис Томкинс, – пояснил Чарльз. – Она вдова.
– И достаточно молода, чтобы родить дюжину наследников.
Чарльз улыбнулся.
– В этом я сомневаюсь. Но вообще еще может родить.
– Вы ее знаете?
Эрнестина опередила Чарльза:
– Вот что самое бесчестное. Всего два месяца назад его дядя высмеивал эту женщину в письме к нему. А сейчас он валяется у нее в ногах.
– Эрнестина, дорогая!
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги