Женщина французского лейтенанта

– В семь вечера мисс Тримбл видела, как он говорил с викарием. Он был сильно взволнован. «Разгневан» – так она сказала. – Мисс Тримбл держала лавку женских безделушек на Брод-стрит и потому была идеальным источником информации в городе. Всегда радушная миссис Трантер преобразилась до неузнаваемости, сделавшись угрожающе суровой. – Даже если миссис Поултни серьезно заболеет, я к ней не приду.

Эрнестина закрыла лицо руками.

– О, какой ужасный день!

Чарльз посматривал на дам.

– Может, мне заглянуть к Грогану?

– Ах, Чарльз, что ты можешь сделать! Уже столько людей занимаются поисками.

Но он-то имел в виду другое. Он догадывался, что изгнание Сары было как-то связано с ее прогулками по береговому уступу, и больше всего переживал, что их видели вместе. Он стоял в мучительной нерешительности. Необходимо было срочно выяснить, что публично известно о причинах ее увольнения. Он вдруг ощутил клаустрофобию в маленькой гостиной. Надо побыть одному. Надо обдумать план действий. Если Сара еще жива… но кто знает, на что она могла решиться в ночь отчаяния, пока он безмятежно спал в своей гостинице в Эксетере?.. если она еще дышит, то он догадывается, где она сейчас. Он единственный в Лайме, кому известно ее местонахождение… но невозможно сказать об этом вслух … эта мысль его давила, как если бы он был спеленат саваном.

Через несколько минут он уже широко шагал вниз по склону холма к «Белому льву». Было не холодно, но пасмурно. По щекам то и дело пробегались влажные пальцы. Гром был на подходе… и в сердце тоже.

25

Мой лорд, что значат вздохи эти

Для той, кому не быть твоей?

Альфред Теннисон. Мод

Первым делом он решил послать Сэма с письмом к доктору-ирландцу. Он сочинял текст на ходу: «Миссис Трантер глубоко озабочена…», «Если потребуются средства для поисковой партии…» или лучше так: «Если я могу чем-то помочь финансово или еще как-то…». Эти фразы крутились у него в голове. Подойдя к постоялому двору, он громко крикнул отнюдь не глухому конюху, чтобы тот сходил за Сэмом в пивную и немедленно его прислал. В номере Чарльза ждал третий удар за день.

На круглом столе лежала сложенная записка, скрепленная черным воском. Почерк был ему незнаком: Мистеру Смитсону в «Белом льве». Он вскрыл ее. Ни заголовка, ни подписи.

Умоляю вас встретиться со мной в последний раз. Я буду ждать сегодня после полудня и завтра утром. Если вы не придете, я вас больше никогда не побеспокою.

Чарльз прочел ее дважды, трижды, а потом уставился в темноту за окном. Он пришел в ярость от того, что она с такой беззаботностью поставила под угрозу его репутацию; испытал облегчение от этого свидетельства, что она жива; и снова разъярился уже по поводу скрытой угрозы в последнем предложении. Пришел Сэм, вытирая рот платком – недвусмысленный намек на то, что ему не дали доесть ужин. Поскольку его обед состоял из бутылки имбирного пива и трех прогорклых бисквитов с тмином, он заслуживал прощения. Сэм сразу понял, что господин в таком же скверном настроении, как и все время после их отъезда из Уинсайетта.

– Спустись вниз и выясни, кто мне принес эту записку.

– Да, мистер Чарльз.

Сэм успел спуститься на несколько ступенек, когда на пороге вдруг возник хозяин.

– Пусть тот, кто ее принес, поднимется ко мне.

– Да, мистер Чарльз.

Хозяин вернулся в комнату. В мозгу на мгновение вспыхнул образ древних событий, сохраненный в синем лейасе, а он, Чарльз, принес его Эрнестине: аммониты, оставшиеся в какой-то запруде, микроскопические последствия катастрофы, которая случилась девяносто миллионов лет назад. Сверкнула черная молния, и его словно озарило: в жизни все развивается параллельно; эволюция – не вертикальный тренд, стремящийся к совершенству, а горизонтальный. Время – такой вселенский софизм, бытие лишено истории, все происходит сейчас, прокручивается в этой дьявольской машине. Все эти расписанные ширмы, возведенные человеком, чтобы прикрыть реальность, – история, религия, долг, социальный статус, – не более чем иллюзии, опиумные фантазии.

Он развернулся – в комнату вошел Сэм, а с ним все тот же конюх. Записку в десять утра принес мальчишка. Конюх знал его в лицо, но не по имени. Мальчишка не сказал, кто его послал. Чарльз нетерпеливым жестом отпустил конюха, а потом с таким же нетерпением пожелал узнать, куда уставился его слуга.

– Никуда я не уставился, мистер Чарльз.

– Скажи, чтобы мне подали ужин. Что угодно.

– Да, мистер Чарльз.

– И больше меня не беспокой. Можешь разложить мои вещи.