Бедная тетя Амалия! Она не знает и не должна узнать об аборте дочери и том, что мои отношения с Джузеппиной прекратились. Именно поэтому она никогда не сможет понять, почему Джузеппина стала заниматься такими вещами и считает просвещение женщин своего рода миссией. Джо хочет избавить их от страданий, которые довелось пережить ей самой. И я рада за нее, потому что она нашла способ извлечь пользу из своего ужасного опыта.
Наверное, Джузеппина, как и я, нашла свой путь.
В последнее время я не могла найти ни минуты, чтобы вести дневник, хотя произошло много событий, о которых стоило бы написать.
Самое главное, что уже с августа Пьетро работает, – все благодаря Наталии, она оказалась настоящей подругой. Когда я рассказала ей о наших затруднениях, она предложила обратиться к родственникам Кармине, которые занимаются звукозаписью. Поначалу Пьетро и слышать об этом не хотел, но в конце концов из вежливости все же согласился. Я заметила, что пора посмотреть правде в глаза, ведь он до сих пор не нашел ничего стоящего, разве что несколько раз играл в танцевальных залах на побережье в Сорренто и участвовал в паре концертов под открытым небом. Но сезон подходил к концу, и ему оставалось только давать частные уроки. Он ничего не ответил, только буркнул:
– Схожу, раз уж тебе так хочется.
– Этот господин, Раффаэле Эспозито, – втолковывала я Пьетро по дороге, – владелец магазина у Сант-Анна-деи-Ломбарди. Он продает фонографы, граммофоны и пластинки.
– И какое отношение все это имеет к дирижированию? – язвительно поинтересовался Пьетро.
С трудом сдерживая раздражение, я пояснила:
– Наталия писала, что Эспозито и его братья открыли компанию по производству грампластинок. Я ведь тебе уже говорила. Наверняка у них что-нибудь найдется для тебя. Это не такая уж глупая идея.
У Сант-Анна-деи-Ломбарди мы спросили продавца газет, где находится магазин дона Эспозито.
– Вы ищете Раффаэле Фрунтино[90]
? Вон там, второй дом!Я покосилась на Пьетро, опасаясь, что, услышав прозвище Раффаэле, он тут же повернет назад. Но, к счастью, он никак не отреагировал.
Когда мы вошли, нас приветствовал темноволосый мужчина невысокого роста, который представился своим прозвищем – Раффаэле Фрунтино, хотя давно уже получил дворянский титул. Он принял нас в маленьком помещении, доверху набитом граммофонами и фонографами, так что внутри едва хватало места для двух стульев.
Первым делом Раффаэле сообщил, что обожает оперу, и даже начал напевать разные арии, демонстрируя Пьетро свою осведомленность в этом вопросе. К моему облегчению, Пьетро рассмеялся, и я поняла, что Раффаэле пришелся ему по душе.
Дон Раффаэле рассказал, что именно из-за своей любви к опере он решил сам записывать музыку. Буквально из ничего он создал компанию, которая занимается теперь производством пластинок в сотрудничестве с крупной немецкой фирмой.
– Тут мы записываем музыку на диски из твердого воска, которые потом отправляем партнерам в Германию. Они отпечатывают с восковых дисков медные матрицы и отсылают их нам, а мы уже делаем никелевые копии. Но сейчас мы хотим производить все сами, чтобы не зависеть от немцев.
В последнее время в музыкальной индустрии появилось много новшеств. И у неаполитанцев хватило смекалки и способностей, чтобы с успехом их использовать. Дону Раффаэле нужен человек, который занимался бы аранжировкой, а также импортом и экспортом пластинок и матриц. Пьетро же, помимо того, что является профессиональным музыкантом, долго жил в Нью-Йорке и говорит по-английски, а потому идеально им подходит.
Мне эта работа показалась хорошей, но я сразу поняла, что Пьетро откажется. Он выслушал дона Раффаэле со знакомой мне снисходительностью, поблагодарил его и заявил, что ему все это неинтересно, ведь им нужен скорее не музыкант, а делец, каковым он себя не считает.
Дон Раффаэле прищурился и посмотрел на Пьетро оценивающим взглядом.
– Значит,
Едва сдерживаясь от радости, я глянула на Пьетро, но его лицо выражало сомнение. Тем временем дон Раффаэле подробно объяснял ему будущие обязанности. Как руководитель оркестра, он должен подбирать музыкантов, а также отвечать за технику исполнения. Кроме того, ему предстояло прослушивать певцов, проводить репетиции и делать аранжировки. Владельцы требовали совершенства во всем, даже если записывались «народные песенки», как называл их Пьетро, а не арии. Студия звукозаписи будет называться Sirena, и они уже заключили немало контрактов с исполнителями.
Пьетро уже приходилось заниматься этим в Нью-Йорке, но здесь, в Неаполе, такая работа ему претила. Ему казалось унизительным дирижировать в студии, а не перед публикой.