Женщина, которая жила у моря

Не стану отрицать, что в последнее время я немного приободрилась и ожила, возможно, благодаря теплой и дружелюбной атмосфере этого города. Неаполитанцы очень эмоциональны и открыты, и от этого никуда не деться. Они, не задумываясь, вторгаются в душу другого человека. Наверное, я невольно заражаюсь энтузиазмом Пьетро, который чрезвычайно воодушевлен с тех пор, как мы здесь. Вчера он вернулся в отель только к обеду и сразу захотел отправиться в Сан-Карло и ознакомиться с репертуаром. Он говорит, что я обязательно должна сходить на оперу, не важно какую. «Вот увидишь, это самый красивый театр в мире!» – заявил он и добавил, что для такого случая мне понадобится особое платье, а если я хочу соблюдать траур, можно заказать черное. В ближайшие дни он собирается отправиться по магазинам за новой одеждой для нас обоих. Кажется, Пьетро тратит слишком много денег и скоро все его сбережения закончатся. Он рассчитывает получить хорошее наследство, и, честно говоря, я тоже на это надеюсь, ведь в таком случае он сможет, наконец, создать собственный оркестр. Для меня этого было бы достаточно. Конечно, мне нравится обедать в ресторанах, жить в роскошном отеле и ездить в экипаже, но я проявляю радость в основном ради него. Пьетро даже собирается нанять женщину, которая будет присматривать за Сантино, чтобы у меня было больше времени для прогулок по городу и посещения театров. Наконец-то он выглядит счастливым, и я очень этому рада. Ему тоже пришлось нелегко, и я сознаю, что в этом есть и моя вина. Глядя на себя его глазами, я понимаю его разочарование: жена, которая, по сути, не жена, а одинокая, всегда грустная, одетая в черное женщина. Не представляю, как он все это терпит.

Что касается меня, то во мне неожиданно проснулось любопытство. Мне не терпится получше узнать город. Думаю, у меня будет достаточно времени для этого.

Когда Пьетро уходит, я не в силах усидеть в номере: меня тянет на улицу. Да, я всегда любила гулять, и подолгу, но в Нью-Йорке я делала это для того, чтобы успокоиться и привести в порядок свои мысли. Здесь все иначе. С первого дня все, что я вижу, разжигает во мне любопытство и притягивает к себе.

У меня такое чувство, будто я долго жила под водой и вдруг вынырнула на поверхность. Не знаю, откуда взялось это ощущение.

Неаполь, 6 апреля 1910 г

Я еще была в постели, когда в комнату вошел Пьетро.

– Вставай, Костанца! Ты еще не готова, поторопись, – сказал он и уставился в одну точку на одеяле. Он избегает смотреть на меня, когда входит в мою комнату. – Жду тебя в зимнем саду.

Он сидел там за фортепиано и играл ноктюрн Шопена. Постояльцы собрались вокруг него и с восхищением слушали музыку.

Надо сказать, играет он великолепно, просто божественно.

Я стояла чуть поодаль, за пальмой. Не хотелось, чтобы он прервал игру, увидев меня. Пока я, зачарованная, как и остальные, слушала Пьетро, две элегантно одетые женщины встали со своих мест и пересели на диван, поближе к фортепиано. Когда Пьетро закончил, я аплодировала вместе со всеми. Он поклонился публике в знак благодарности, обменялся парой слов с незнакомками и поцеловал им руки. Его окружили гости отеля, которые хотели засвидетельствовать свое почтение. Когда люди стали расходиться, я услышала, как одна из женщин тихо сказала другой:

– Он не только талантливый пианист, но и интересный мужчина. У него такая обворожительная улыбка…

Я была озадачена, даже ошеломлена. Они в самом деле говорили о Пьетро? Значит, таким они его видят? Я присмотрелась к нему. Он улыбался, смеялся. Его глаза сияли, он даже как будто помолодел. Тогда я словно увидела его впервые. Я задумалась: смеялся ли он когда-нибудь с тех пор, как мы поженились, и не смогла вспомнить ни одного такого момента.

Быть может, именно я сделала его таким несчастным, что он никогда не смеялся, а ограничивался меланхоличной улыбкой. Я всегда считала его сдержанным и строгим человеком, но с этими женщинами он был совсем другим. Видимо, он отпускал забавные шутки, потому что они смеялись от души. Мне захотелось подойти к нему и сказать: «Прости, если я сделала тебя несчастным».

Когда он смеялся, вокруг глаз собирались мелкие морщинки. Я никогда не замечала их прежде. Должно быть, потому, что я никогда не смотрела на него внимательно. Красив ли он? Не знаю. Пожалуй. У него прекрасные вьющиеся волосы и широкие плечи. Тут он посмотрел в мою сторону и заметил меня. Кивнул гостям, как бы извиняясь, и направился в мою сторону.

Неаполь, 7 апреля 1910 г

Рано утром Пьетро зашел ко мне в особенно веселом настроении.

– Ты уже проснулась, Коко? У меня для тебя подарок, – сказал он насмешливым тоном. – С моим оркестром все складывается как нельзя лучше, и я хочу отметить это!

Он протянул мне коробку, обернутую золотистой бумагой.

– Спасибо, Пьетро. – Я улыбнулась и стала разворачивать подарок. Внутри, в мешочке из голубого бархата, лежало коралловое ожерелье из двух нитей.

Взволнованная, я любовалась им, не решаясь прикоснуться.