Женщина, которая жила у моря

Этим и объясняется, если верить Пьетро, магия неаполитанской музыки. Музыка в этих темных переулках заменяет солнце. Ноты – это лучи, которые согревают людей, страдающих без тепла и света. «Это я и пытаюсь передать в своих сочинениях, – пояснил он, – гармонию противоположностей».

Я очень рада, что в Неаполе Пьетро снова стал писать музыку. Он утверждает, что этот город вдохновляет его. Когда мы жили в Santa Lucia, Пьетро часто посреди ночи спускался в зимний сад, где стояло фортепиано, и сидел за инструментом до утра.

Неаполь, 27 апреля 1910 г

Мы даже наняли служанку, Кончетту. Эта энергичная полноватая женщина живет неподалеку от нас, в квартале Мираколи. У нее семеро детей, и все они спят в одной комнате. Младшие уже немного подрабатывают. Меня она называет «донна Костанца», и это довольно забавно. Добрая женщина беспокоится из-за того, что я мало ем. Она научила меня готовить неаполитанские блюда. Я вспомнила о бедняжке Кармелине, тоже неаполитанке, которая часто ссорилась с тетей по поводу стряпни.

Еще к нам приходит садовник, Аттилио, который ухаживает за садом по просьбе дель Гаудио. Этот человек с грубой морщинистой кожей говорит басом на местном диалекте, так что я не всегда понимаю его, но он очень услужлив и любит природу не меньше, чем я. Благодаря ему я теперь знаю, как называются почти все растения в саду, а еще он показал мне дерево, которое особенно привлекло мое внимание. Его маленькие листья красивого зеленого оттенка похожи на веер. Аттилио объяснил, что оно родом из Азии и называется гинкго билоба. Прежние хозяева заказывали растения со всех концов света. Я заметила, что в саду совсем нет роз, и попросила Аттилио высадить несколько кустов. Он был так любезен, что обещал сделать это уже в ближайший вторник. Внимательно оглядевшись по сторонам, он нашел подходящее место у изгороди. Мне оно понравилось, потому что розы будут расти совсем рядом с фонтаном и небольшой нишей, в которой стоит статуя. Я подумала, что летом тут можно будет поставить плетеные стулья и наслаждаться прохладой, даже если мы не задержимся здесь надолго.

Как только Пьетро вступит в наследство, мы вернемся в Америку. А пока мы с Гульельмо (и как только мне пришло в голову написать «Гульельмо»!) Сантино разбили несколько грядок и посеяли кое-какие семена. Ему очень понравилось это занятие, и он с нетерпением ждет появления ростков. Когда мы закончили, он спросил:

– Мы будем жить здесь всегда?

Я ничего не ответила.

Неаполь, 28 апреля 1910 г

Сегодня, едва открыв глаза, я встретилась взглядом с Пьетро. Он лежал рядом на боку и ждал, когда я проснусь. Я улыбнулась, и он молча прижал меня к себе. Я чувствовала его любовь и полностью отдалась этому сладостному чувству. Прижавшись к его мускулистому телу, я думала о том, как приятно делить постель с этим мужчиной, который долго ждал и терпел, хотя терпение совсем не в его духе, скорее наоборот.

Когда я согласилась выйти замуж за Пьетро, я совсем не знала его. Я просто доверилась интуиции, которая подсказывала, что он хороший человек. Теперь я вижу, что она меня не обманула. Мне открылась его добрая, щедрая и ранимая душа.

Пьетро собирался в консерваторию, чтобы встретиться с директором и Каравальосом, и я предложила сопровождать его. Мне хотелось увидеть место, где он учился и провел юные годы.

Он был приятно удивлен.

По дороге Пьетро показывал мне Неаполь своей юности: шумная улица Порт'Альба, загроможденная развалами букинистов, его любимая пиццерия «сразу за восемь», называемая так потому, что там принято было платить за неделю вперед, лавочки с канцелярскими принадлежностями, музыкальный магазин на улице Сан-Себастьяно, где он покупал ноты.

Пьетро совершенно прав: консерватория Сан-Пьетро-а-Майелла – удивительное место, полное особого очарования. Когда-то там был монастырь целестинцев[76]. Как только мы переступили порог, к нам подбежал пожилой мужчина в форменной фуражке:

– Маэстро Малара! Неужели это вы? Как я рад вас видеть! Quant'anni so' passati?[77]

– Дон Сальваторе! Вы все еще здесь, сражаетесь со студентами? – пошутил Пьетро. – Когда я заходил в прошлый раз, вас не было, и я подумал, что вы ушли на покой. А вы все тот же, годы вам нипочем!

Пьетро представил мне дона Сальваторе и пояснил, что он работает здесь чуть ли не с детства.

– Вы знаете, что маэстро Мартуччи покинул нас в прошлом году? Без него здесь уже не то, что прежде. А помните профессора Чези? А профессора Серрао?[78]

Пока они обменивались воспоминаниями, мы вошли в прелестный дворик, который, видимо, когда-то был местом для уединенной молитвы. Теперь же он был захвачен шумными студентами, толпившимися вокруг статуи Бетховена. Младшие одеты в форму, те, что, постарше, – в пиджаках и рубашках; все неуклюже тащили музыкальные инструменты. С нежным чувством я подумала о том, что и Пьетро когда-то носил такую форму.