Женщина, которая жила у моря

Подождав Пьетро в столовой некоторое время, я поняла, что он совершенно забыл обо мне. Не в силах выносить такое поведение, я хлопнула дверью и вышла из дома. Мне не хотелось гулять в квартале Толедо, как обычно, поэтому я отправилась в сторону церкви Санта-Мария-ди-Костантинополи. Пока я шла, мое раздражение усиливалось. Я невольно прокручивала в голове слова матери, которая часто обвиняла отца в том, что работа для него превыше всего. Но я не хочу быть такой, как мама. Я должна смириться с тем, что для Пьетро на первом месте всегда будет музыка.

Чтобы отвлечься от этих мыслей, я остановилась и стала рассматривать бронзовых львов у входа в Академию изящных искусств, а потом поднялась по лестнице и заглянула за ворота. Спускаясь обратно, я приметила вывеску небольшого магазина: «Мастерская цвета».

Перейдя дорогу, я зашла внутрь и сразу почувствовала этот особый аромат, в котором смешались запахи чернил, воска, масла, скипидара. Я стала изучать многочисленные полки, шкафчики и прилавок, заполненные баночками с чернилами, мисочками с темперой, коробками с карандашами. Я будто вернулась в прошлое, в то время, когда покупала в Нью-Йорке материалы для своих эскизов. Пока я взволнованно разглядывала и трогала все подряд, из задней комнаты вышел полный мужчина в испачканной красками рубашке. Я попросила альбом, карандаши, пастель, ластик и акварель и еще купила краски для Сантино.

Я вышла из магазина с таким чувством, будто стала обладательницей бесценных сокровищ.

Мисс Байбл, наша teacher[80], часто говорила: у каждого человека должно быть что-то особенное и сокровенное, то, что принадлежит только ему. Тогда мы смеялись, но теперь я понимаю, что она была права.

Неаполь, 6 мая 1910 г

В среду Пьетро вернулся очень поздно. Он был очень бледен и избегал моего взгляда. Я удивилась, но не стала расспрашивать: может, он засиделся с кем-то из музыкантов в кафе или ресторане. Я лишь сказала, что ужин на столе, а сама пошла спать. Но посреди ночи меня разбудили звуки фортепиано. Сначала я подумала, что это сон. Симфония Бетховена, доносившаяся из гостиной, заполнила весь дом. Вне себя от гнева, я вскочила с кровати.

Пьетро продолжал играть, не обращая на меня внимания. И как раз в тот момент, когда я хотела подойти и захлопнуть крышку фортепиано, музыка стала такой нежной и сладостной, что я, как завороженная, остановилась позади Пьетро и прислушалась. Вдруг он замер, закрыл лицо руками и зарыдал.

– Что я наделал! Что я наделал! – повторял он.

Я окаменела.

Мне пришло в голову, что он изменил мне с одной из дам в роскошных нарядах с перьями и лентами, из-за которых разорилось столько мужчин.

Я бесшумно вернулась в спальню, стараясь отогнать дурные мысли. Музыка смолкла. Я закрыла глаза, чтобы Пьетро подумал, будто я сплю, и незаметно для себя уснула.

Наутро я отправила Кончетту за покупками, чтобы никто нам не помешал, если Пьетро захочет о чем-то рассказать.

И действительно, как только он встал, сразу предложил поговорить. Я задрожала. Что, если он влюбился в другую? Или решил расстаться со мной?

Но речь была совсем не об этом.

Пьетро все же побывал у нотариуса. Он ничего мне не говорил, чтобы сделать сюрприз и отпраздновать получение наследства.

Я облегченно вздохнула. Однако, как оказалось, преждевременно, потому что он добавил:

– Мой дядя оставил все состояние церкви и сиротскому приюту. Мне же достался лишь родительский дом, но я даже не знаю, в каком он состоянии после землетрясения.

Я была не в силах выговорить ни слова.

– Теперь мне нужно ехать в Пальми. Встретиться с семейным адвокатом, чтобы выяснить, можно ли оспорить завещание из-за каких-нибудь ошибок при его составлении. В Неаполе я не знаю нужных людей. Потом надо посмотреть, что с домом, и, может быть, оформить доверенность на продажу.

У меня не хватило духу задать вопрос вроде: «И что теперь?», «Чем ты будешь зарабатывать?» или «А как же оркестр?». Не спросила даже о том, что волновало меня больше всего: «Есть ли у нас деньги на жизнь, или мы остались без гроша?» Я смогла выдавить только:

– Мне очень жаль.

Но он даже не слушал меня: хотел показать, что уверен в себе. Я была тронута тем, как отличался он от того Пьетро, который рыдал среди ночи. И я подыграла ему, хотя на сердце было очень тяжело. Я сказала, что поехать в Калабрию и осмотреть дом – замечательная и здравая мысль.

Спустя два дня Пьетро уехал. Уже у двери он сказал:

– Я оставил немного денег на комоде в спальне. Вернусь максимум через неделю.

Я пересчитала деньги, и оказалось, что на неделю он оставил мне сумму, которую мы прежде тратили за день.

Неаполь, 10 мая 1910 г

От Пьетро пришла короткая телеграмма. Он сообщал, что не знает, когда вернется; дом в плохом состоянии.