Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

Лирическое наследие будущей матери Марии интересно как свидетельство взросления неординарной личности, которая уже не мыслит себя только в рамках роли жены и матери, а пробует силы в разных общественных сферах. Одной из областей, где заявляет о себе Кузьмина-Караваева, стала литература. Сразу отметим, что лирическое «я» всех ее сборников характеризуется женским гендером и женским грамматическим родом. Она не играет, подобно З. Н. Гиппиус или П. С. Соловьевой, в литературные игры с подменой гендера и не прячется за мужской маской — однако расшатывание гендерного канона предпринимает по-своему.

Первый сборник начинающей поэтессы «Скифские черепки» (1912) отражает достаточно короткий, но яркий период в ее жизни: в 1910 году она выходит замуж за Д. В. Кузьмина-Караваева и окунается в литературную жизнь Петербурга. Молодые супруги посещают «башню» Вяч. И. Иванова и религиозно-философские собрания, Кузьмина-Караваева активно участвует в деятельности «Цеха поэтов». Поэтому в первой книге писательницы обнаруживаются следы литературной моды: акмеистическая мифопоэтика и стилизация.

Для дебюта на литературном поприще начинающая поэтесса выбирает образы свободолюбивой амазонки, «курганной царевны», дочери царя скифов, апеллируя к местам своего детства: Черноморское побережье Краснодарского края считалось прародиной легендарных скифов. Популярным источником информации о скифах была «История» Геродота, побуждавшая ученых обращаться к поискам материальных свидетельств существования древних народов. В конце XIX — начале ХХ века в степях в окрестностях Анапы и по всему югу России активно велись раскопки. Особенно впечатляющими оказались раскопки степного кургана Солоха около Никополя в 1912–1913 годах под руководством профессора Петербургского университета Н. И. Веселовского. Все это побудило к созданию в 1909 году музея древностей — прообраза будущего Анапского археологического музея. Кузьмина-Караваева, каждое лето приезжавшая в родные места, несомненно, была захвачена интересом к скифской культуре и решила подчеркнуть свою кровную связь с ней в художественных образах и сюжетах своего первого сборника стихов.

Вольная жизнь древних народов причерноморских степей в сумрачном северном Петербурге представлялась, с одной стороны, заманчивой экзотикой, а с другой — вписывалась в череду лирических стилизаций, обращенных к древним языческим культурам и славянской и античной мифологиям, в числе которых были, например, сборники С. М. Городецкого «Ярь» (1907), «Перун» (1907) и «Дикая воля» (1908)[726], Л. Н. Столицы «Лада» (1912) или С. М. Соловьева «Цветник царевны» (1913). Примечательно, что в отзыве М. А. Волошина на сборник «Ярь» его автор сравнивается и с древним скифом, и с древнегреческим фавном: «…Сергей Городецкий молодой фавн, прибежавший из глубины скифских лесов…»[727] Волошину чудится древняя кровь в облике крепкого молодого человека, появившегося в рафинированных литературных салонах столицы. Вполне вероятно, что Кузьмина-Караваева старалась создать в своей дебютной книге аналогичный образ «древней крови» не без влияния статьи Волошина и сборников Городецкого. Но речь идет только об общей устремленности в прошлое, к корням; стихи начинающей поэтессы оригинальны и лишены очевидной подражательности.

Лирическая героиня Кузьминой-Караваевой в «Скифских черепках» отличается двойственностью: в главном цикле «Курганная царевна» она — дерзкая, смелая воительница-язычница («Потомок огненосцев-скифов, / — Я с детства в тягостном плену»)[728], а в следующем цикле «Невзирающий» — смиренная христианка, которая в самой глубине души остается несломленной, мстительной царевной степей. Совмещение двух ипостасей можно проследить в стихотворении «Я не ищу забытых мифов…»:

И рабства дни бегут случайные,
Курганного царя я дочь,
Я жрица

, и хранитель тайны я,Мелькнет заря, — уйду я прочь.

Пока же буду вам послушною

И тихо веки опущу,
А в тайне — месть бездонно-душную
Средь ваших городов ращу[729].

Очевидна связь тематики и центральных образов этого цикла со стихотворениями двух старших современников поэтессы: В. Я. Брюсова («К скифам», 1899) и К. Д. Бальмонта («Скифы», 1899), которые одними из первых обозначили скифскую тему русского модернизма, достигшую высшего развития в годы Первой мировой войны и революции. Общими оказываются сцены пира и охоты, образы бескрайней степи и жертвенных костров, культ смелости и воинского умения. Кузьмина-Караваева создает женскую вариацию образа древнего скифа — это разбойница-амазонка: