Лиди, с её орлиным профилем, серо-стальными волосами, высоким лбом над большими глубоко посаженными голубыми глазами, обладала непоколебимой стойкостью, отличающей её род, который в течение столетий из враждующих друг с другом, окопавшихся в своём сказочном замке на реке Мозель рыцарей превратился в просвещённых магнатов Священной Римской империи.
«Но потом, – добавил Альфи, – произошло чудо: Лиди и девушка выпрыгнули из маленького окошка, как Нижинский в балете „Призрак розы“. В одно мгновение они исчезли как по волшебству, а солдаты ошеломленно уставились в четырехугольный проем окна, в то время как вдали быстро убегали две маленькие фигурки». – «А что было потом?» – спросили мы. «Потом нам пришлось целыми днями идти пешком при прекрасной погоде, хотя, пожалуй, даже слишком теплой. Потом наши надсмотрщики заставили нас работать на полях, что Лиди, собственно говоря, не слишком-то озаботило, так как там они оставляли её в покое; но я по натуре никогда не был садовником и был склонен к тому, чтобы вытаскивать из земли не те травы, что надобно. Есть нечего было, и вечером мы рылись в помойных ведрах». – «Но Альфи! – воскликнула я в ужасе, – что же там можно было найти?».
Я вспомнила о его маленькой серебряной записной книжечке, лежавшей рядом с его тарелкой в Теплице, в которой он незаметно во время еды записывал замечания для кухарки.
Его все ещё красивое лицо осветилось улыбкой, когда он быстро сказал: «О, нет, моя дорогая, это было не так уж плохо. Часто там можно было найти очень вкусные маленькие кусочки капусты». Лиди добавила с ухмылкой: «Я, собственно говоря, никогда не чувствовала себя так хорошо, как тогда!»
Мы ими очень гордились!
Никогда не уменьшающийся поток посетителей в Йоганнисберг становился всё более пёстрым, когда ко мне начали приходить родственники во всевозможных мундирах союзных войск, чтобы удостовериться, живы ли мы ещё.
Первым, кто появился, был мой двоюродный брат Джим Вяземский; он приехал прямо из лагеря для военнопленных под Дрезденом, где мама и я его часто навещали. Он спас симпатичного коменданта лагеря от приближающейся Советской армии, взяв его, недолго размышляя, с собой на Запад. Окружённый друзьями, начищенный до блеска, в своём новом мундире французской армии, он располагал джипом и другим военным имуществом, от которого был так рад избавиться Павел. Он сиял, хотя был ещё и очень худ, и бледен, счастливый своей новой ролью освободителя после пяти лет нетерпеливого ожидания. Вскоре он должен был жениться на Клэр Мориак, дочери писателя. По настоятельной просьбе некоторых советских офицеров высокого чина, которые были вместе с ним в плену, его назначили связным офицером между французами и русскими в Берлине. Бывшие товарищи по плену вначале часто навещали его и его молодую жену. Но потом они исчезли один за другим, не попрощавшись. К своему ужасу, Джим узнал, что тирания Сталина не пощадила даже и собственных героев войны.
Прошло несколько дней, и однажды утром Курт прошептал мне: «Внизу американские адмиралы, которые утверждают, что они дяди госпожи княгини». Ничто не могло поколебать его безукоризненного стиля.
Посетителями оказались мой отдалённый родственник, дядя, князь Сергей Щербатов-Строганов, в мундире американского морского офицера, сопровождаемый двумя американскими адмиралами. Он приехал не только увериться в нашем благополучии, а прежде всего чтобы рассказать о Крымской конференции, которая состоялась четыре месяца назад, в феврале, и на которой он присутствовал.
В Ялте он оказался неожиданно в том же самом дворце Воронцовых в Алупке, где мы детьми играли с нашими двоюродными братьями и сёстрами. Ему тогда было около двадцати лет и он хорошо помнил, как держал нас, малышей, на спинах каменных львов, украшавших широкую лестницу, спускающуюся к морю, чтобы мама могла сфотографировать нас. Спустя четверть века он стоял в знакомых комнатах за стулом представителя американских военно-морских сил и смотрел через стол на Сталина.
Недостающую мебель в спешке принесли, и всё было приведено в порядок для английской делегации. Дворец казался обжитым, он выглядел почти таким, каким остался в воспоминаниях, что в князе будило чувство, будто он является призраком самого себя.
Возможно, на том же самом шёлковом зелёном диване, на котором я, будучи ребёнком, много раз спала, сидели великие деятели мира. Конференция проходила в бывшей царской вилле в Ливадии; в Воронцовском дворце проводились некоторые второстепенные беседы и приемы.