Женщина с пятью паспортами. Повесть об удивительной судьбе

Гитлер намеревался как можно скорее – по образцу молниеносного польского похода – разместить привыкший к победам вермахт в московских зимних квартирах, поэтому он лично приказал отозвать все заявки на зимнее обмундирование и выдал свою неподготовленную к зиме жалкую армию вечному русскому союзнику – Дедушке Морозу.

Тем временем был остановлен атакующий клин моторизованной немецкой армии под Москвой.

Войсковые части утопали в месиве грязи, мокрого снега и бездорожья и замерзали в наспех сколоченных укрытиях. Слишком поздно начали собирать на родине теплую одежду и меха – от норковых шуб до меховых накидок и ковров; часто посылки терялись в пути или выяснялось по их прибытии, что они были совершенно недостаточны. Солдаты обмораживались и должны были из-за этого представать перед военным судом; обвинение звучало так: «Самокалечение».

Уже видно было начало конца.

После продвижения немецкой армии вглубь России в лесах Катыни, недалеко от Смоленска, были обнаружены массовые захоронения тысяч польских офицеров. Жители соседних деревень пометили эти места берёзовыми крестами.

Одному молодому поляку, тогда ещё почти ребенку, удалось бежать во время их транспортировки к месту расстрела. Позднее он рассказал, как ему это удалось.

По приказу Сталина польских офицеров вывозили в пломбированных вагонах из всех советских лагерей, чтобы потом собрать всех в Катыни. Один из таких поездов остановился на маленьком вокзале где-то в глубине России.

По чистой случайности рядом с вагоном для скота, в котором везли поляков, оказалась водокачка. Мальчика, маленького и худенького, высадили через узкое забитое досками отверстие вагона, чтобы он принёс немного воды для товарищей. Под прикрытием клубов пара он наполнял каждый сосуд, который ему протягивали: бутылки, котелки, даже шапки.

В этот момент с соседнего пути отправлялся поезд в противоположном направлении и, следуя воле случая, мальчик ухватился за возможность бежать.

Вместо того чтобы вернуться к своим товарищам, он вскочил в этот поезд и шмыгнул в купе, в котором находилась только одна женщина. Поезд ускорил ход. На вопрос, откуда он пришёл, он ответил правду: сбежал с поезда смерти. Когда проверяли билеты, женщина заплатила за него и сказала кондуктору: «Мой младший двоюродный брат только что сел».

Несколько дней они ехали на юг, она делила с ним свои на редкость богатые припасы. В Ташкенте её встретил муж, одетый в форму НКВД.

Вероятно, ей до этого было не совсем ясно, чем он занимался, какую работу выполнял. Но столкнувшись сейчас с конкретным случаем, с этим мальчиком, ей стало вдруг невыносимо: она чувствовала, что здесь, по крайней мере в этом единственном случае, она должна помочь.

Закрыв за собой дверь, она рассказала мужу историю молодого поляка.

«Он пойдёт с нами», – в заключение сказала она.

Её муж энергично запротестовал: «Подумай о моей работе!» – «Он пойдёт с нами, – повторила она спокойно, – или я уйду от тебя навсегда».

Муж согласился. Они взяли поляка с собой. Днем он изучал с женщиной русский. Ночью офицер НКВД водил его гулять. Прошло несколько недель, пока для него сделали новые документы, которые позволили ему добраться до Персии, а оттуда примкнуть к своим, которые боролись в польской дивизии генерала Андерса.

Курсы унтер-офицеров, которые предстояло закончить Павлу в Бад-Каннштатте, дали ему короткую отсрочку перед предстоящей отправкой на фронт в Россию.

Мы жили в Штутгарте в привокзальной гостинице, лишь в нескольких минутах ходьбы от перрона, с которого Павел каждое утро должен был уезжать в Канштат. Под нами грохотали день и ночь поезда. Позднее это место стало притягательной целью для бомбардировщиков.

В испанской гражданской войне Павел был добровольцем. Он не был по натуре пассивным наблюдателем, скорее, он привык вмешиваться в события и ставить перед собой задачи. Когда разразилась Вторая мировая война и был объявлен приказ о мобилизации, для него не могло быть и речи об увиливании.

В интернациональных европейских семьях, которые из поколения в поколение приобрели большой опыт изменчивости судьбы, такие события воспринимались как перемена погоды; если было можно, то защищались от неё, если нет, то переносили, – даже если это стоило жизни.

Где бы они ни жили, если даже места проживания находились в разных странах, мужчины в таких семьях никогда не увиливали от участия в военных действиях. Кроме того, к тому времени в армии можно было чувствовать себя относительно защищённым от нападок партии.

Католическое воспитание Павла, его чувство меры и разумного выбора средств, породило в нём естественную неприязнь к наци, потерявшим чувство меры, постоянно прибегавшим к подлости и тактике запугивания. Он относился с подозрением ко всему, что исходило от них, хотя самые страшные зверства нацистов стали известны лишь на войне и после неё.