Женщина в белом

Сарай был достаточно велик, чтобы вместить всех нас, однако сэр Персиваль остался снаружи, вырезая очередную трость перочинным ножом. Мы, три женщины, удобно расположились на большой скамье. Лора занялась вышиванием, а мадам Фоско принялась крутить сигарки. Я же, по обыкновению, ничего не делала. Мои руки всегда были неловкими, словно мужские. Граф добродушно сел на стул, который был слишком мал для него, и, пытаясь удержать равновесие, оперся спиной о стену сарая, отчего та заскрипела и затрещала под его тяжестью. Он поставил клетку с мышами себе на колени и выпустил их, позволив им, как обычно, ползать по своим рукам и плечам. Это премилые, безвредные маленькие существа, и все же по какой-то причине мне неприятно видеть, как они бегают по человеческому телу. От этого зрелища меня начинает бить нервная дрожь, а в голове всплывают ужасные мысли об узниках, умирающих в темницах, где эти кишащие твари беспрепятственно пожирают их плоть.

Утро было ветреное и пасмурное. Быстрая смена тени и солнечного света над обмельчавшим озером делала пейзаж еще более диким, таинственным и мрачным.

– Некоторые находят этот вид живописным, – сказал сэр Персиваль, указывая в сторону озера своей незаконченной тростью. – Я же называю его пятном позора на дворянском поместье. При жизни моего прадеда озеро простиралось прямо до этого сарая. Но взгляните на него теперь: в нем нет и четырех футов глубины и все оно – сплошь большие и маленькие лужи и лужицы. Мне хотелось бы иметь достаточно средств, чтобы осушить его и потом засадить деревьями. Мой управитель, суеверный идиот, убежден, о чем и твердит непрестанно, что это озеро проклято, как Мертвое море. Как вам кажется, Фоско, не правда ли, это место очень подходит для убийства?

– Мой добрый Персиваль, – возразил граф, – куда девался ваш английский здравый смысл? Вода здесь слишком мелка, чтобы скрыть тело, да к тому же повсюду песок, на котором непременно останутся следы убийцы. В общем, это самое неподходящее место для убийства из всех, какие мне доводилось видеть.

– Вздор! – сказал сэр Персиваль, яростно строгая свою трость. – Вы же понимаете, что я хочу сказать. Мрачный пейзаж, безлюдье. Если вы захотите – вы поймете меня, если нет – не стоит трудиться и объяснять вам, что я имел в виду.

– Почему же нет, – парировал граф, – ведь вашу мысль можно пояснить в двух словах? Вы, кажется, хотите сказать, что, если бы какой-нибудь глупец вздумал совершить убийство, он предпочел бы для этого именно ваше озеро. Если же преступление задумал бы мудрец, он бы ни за что не выбрал для убийства ваше озеро. Такова ваша мысль? Если да, то вот я и разъяснил ее. Пользуйтесь же, Персиваль, этим объяснением с благословения вашего доброго Фоско.

Лора взглянула на графа, на ее лице явно отразилось отвращение к нему. Но граф был так увлечен своими мышами, что ничего не заметил.

– Мне жаль, что вид озера вызывает у кого-то столь ужасную мысль, как мысль об убийстве, – сказала она. – Кроме того, если графу Фоско непременно нужно делить убийц на категории, полагаю, он выбрал для этого самые неудачные выражения. Называть их всего лишь глупцами – значит потворствовать им, в то время как они не заслуживают этого. Но и называть их мудрецами неверно, ибо есть в этом явное противоречие. Я всегда слышала, что воистину мудрые люди – добрые люди и преступление им ненавистно.

– Дорогая моя леди, – сказал граф, – какая прекрасная мысль; я видел подобные заголовки в учебниках. – Он посадил одну из своих белых мышей на ладонь и заговорил с ней самым причудливым образом. – Моя хорошенькая, маленькая, гладенькая, беленькая плутовка, – сказал граф, – вот тебе нравственный урок: воистину мудрая мышь – добрая мышь. Поведай об этом, будь так добра, своим подружкам и уж больше не грызи прутья решетки.

– В шутку можно обратить все, что угодно, – возразила Лора решительно, – однако же вам, граф, будет нелегко привести пример, когда мудрый человек оказался бы великим преступником.

Граф пожал своими широченными плечами и дружелюбно улыбнулся Лоре.

– Как это верно! – воскликнул он. – Преступление глупца – это раскрытое преступление, в то время как преступление мудреца навсегда останется нераскрытым. Если бы я мог привести подобный пример – значит преступление совершил не мудрец. Дорогая леди Глайд, ваш английский здравый смысл одержал надо мною верх. На этот раз я потерпел полнейшее поражение, мисс Холкомб, – да?

– Не сдавайтесь, Лора! – насмешливо произнес сэр Персиваль, который слушал разговор у порога. – Скажите ему теперь, что любое преступление неизменно бывает раскрыто. Вот вам еще одна прописная истина, Фоско. Любое преступление неизменно оказывается раскрытым. Какой дьявольский вздор!

– Я верю, что это правда, – сказала Лора спокойно.

Сэр Персиваль разразился таким громким и неистовым смехом, что мы все оторопели, граф же удивился больше всех нас.

– Я тоже в это верю, – сказала я, придя Лоре на помощь.