Женщина в белом

– Нет. Она покачала головой и сказала, что должна оставаться, где стоит, дабы быть уверенной, что нас никто не подслушивает. Так она и стояла у входа с самого начала до конца нашего разговора, то вдруг наклоняясь вперед, чтобы сказать мне что-то, то вдруг оборачиваясь и оглядываясь. «Вчера я пришла сюда задолго до того, как стало смеркаться, – сказала она, – и слышала ваш разговор с дамой, которая сопровождала вас. Я слышала все, что вы рассказывали о своем муже. Я слышала, как вы сказали, что не можете заставить его ни поверить вам, ни хранить молчание. О, я хорошо понимала значение ваших слов – их смысл подсказала мне моя совесть. Как я могла позволить вам выйти за него замуж?! О, мой страх, мой безумный, жалкий, злосчастный страх!..» Она закуталась до середины лица в свой потрепанный платок и начала стонать и шептать что-то вполголоса. Я забеспокоилась, как бы она не впала в такое глубокое отчаяние, с которым ни она, ни я не сможем справиться. «Попытайтесь успокоиться, – проговорила я, – лучше постарайтесь рассказать, как вы могли бы расстроить мою свадьбу». Она отняла платок от лица и рассеянно взглянула на меня. «Мне следовало бы иметь больше твердости духа и остаться в Лиммеридже, – ответила она. – Я не должна была позволить напугать себя известием о его приезде. Я должна была предупредить вас и спасти, пока еще ничего не было поздно. Почему мне хватило смелости только на то, чтобы написать вам письмо? Почему я причинила вред, хотя хотела только добра? О, мой страх, мой безумный, жалкий, злосчастный страх!» Она снова повторила эти слова и закрыла лицо своим платком. Смотреть на нее было так же страшно, как и слушать.

– Ты, конечно, спросила, Лора, чего она боится?

– Да, спросила.

– И что она сказала?

– В ответ она спросила меня, разве не боялась бы я человека, который упрятал меня в сумасшедший дом и повторил бы это снова, если бы мог? Я сказала: «Разве вы и теперь боитесь его? Уверена, вас не было бы здесь, если бы вы боялись его, как прежде». – «Нет, – ответила она, – теперь я не боюсь». Я спросила ее почему. Она вдруг резко наклонилась ко мне и сказала: «Разве вы не догадываетесь?» Я отрицательно покачала головой. «Взгляните на меня», – продолжала она. Я сказала ей, что мне очень грустно видеть ее такой печальной и больной. Она улыбнулась в первый раз за время нашего разговора. «Больной? – повторила она. – Я умираю. Теперь вы знаете, почему я больше не боюсь его. Как вы думаете, суждено ли мне встретиться с вашей матушкой на небесах? Простит ли она меня, если мы встретимся с ней?» Я была так испугана и потрясена ее словами, что ничего не могла вымолвить в ответ. «Я все время только об этом и думаю, – продолжала она, – пока пряталась от вашего мужа и лежала больная. Мои мысли и привели меня сюда. Я хотела бы искупить свой грех… Исправить то зло, которое причинила вам». Я настоятельно просила ее объяснить мне, что она имела в виду. Она смотрела на меня не отрываясь, но взгляд ее блуждал. «Смогу ли я исправить причиненное зло? – проговорила она неуверенно. – Есть ли у вас друзья, которые могли бы заступиться за вас? Если вам станет известна его тайна, он будет бояться вас; он не осмелился бы поступить с вами так, как поступил со мной. Ради самого себя ему пришлось бы окружить вас заботой и вниманием, если бы он боялся вас и ваших друзей. А если бы он окружил вас заботой… Если бы я знала, что это благодаря мне…» Я слушала ее, затаив дыхание, но она умолкла.

– Ты пыталась заставить ее продолжить?