Женщина в белом

– Нет, Персиваль! Ему не удастся это сделать. Пока я здесь и эта женщина тоже где-то неподалеку, я отвечаю за то, что она попадет к нам в руки прежде, чем встретится с мистером Хартрайтом, даже если он и вернется. Я понимаю, да, да, я понимаю! Самое главное сейчас – разыскать Анну Кэтерик, об остальном можете не беспокоиться. Ваша жена всецело в вашей власти, равно как и мисс Холкомб, которая неразлучна с ней, а мистера Хартрайта нет в Англии. Ваша неуловимая Анна Кэтерик – вот о чем мы должны думать в настоящую минуту. Вам что-нибудь удалось разузнать о ней?

– Нет. Я наведывался к ее матери. Я обыскал всю деревню, но безуспешно.

– Можно ли положиться на ее мать?

– Да.

– Но ведь однажды она уже выдала вашу тайну.

– Этого не случится снова.

– Почему же нет? Или ей самой выгодно хранить молчание?

– Да, весьма выгодно.

– Счастлив это слышать, Персиваль, – ради вас самого. Не отчаивайтесь, друг мой. Наши материальные дела, как я уже говорил вам, оставляют мне много времени, чтобы я мог спокойно обернуться и уже с завтрашнего дня начать разыскивать Анну Кэтерик, надеюсь, более успешно, чем вы. Еще один вопрос, прежде чем мы отправимся спать.

– Какой?

– Вот какой. Когда я направился в лодочный сарай сообщить леди Глайд, что дело относительно требуемой вами подписи временно отложено, волею случая мне довелось увидеть, как какая-то женщина подозрительно быстро рассталась с вашей женой. Однако мне не удалось волею того же случая подойти к ним достаточно близко, чтобы разглядеть лицо незнакомки. Как я узнаю нашу неуловимую Анну? Какова она собой?

– Какова? Что же, в двух словах: она до тошноты похожа на мою жену!

Скрипнуло кресло, и снова содрогнулась колонна. Граф вскочил на ноги, на этот раз от изумления.

– Что!!! – вскричал он удивленно.

– Представьте себе мою жену после тяжелой болезни и немножко не в своем уме – вот вам и Анна Кэтерик, – отвечал сэр Персиваль.

– Между ними есть какое-то родство?

– Совершенно никакого.

– И, однако, они до такой степени похожи?

– Да, до такой степени. Над чем вы смеетесь?

Ответа не последовало, внизу наступила тишина. Граф беззвучно хохотал, трясясь всем телом.

– Над чем вы смеетесь? – повторил свой вопрос сэр Персиваль.

– Над собственными фантазиями, мой дорогой друг. Простите мне мой итальянский юмор – не зря же я принадлежу к знаменитой нации, выдумавшей Петрушку? Ну что же, прекрасно, прекрасно! Теперь стоит мне только увидеть Анну Кэтерик, как я сразу ее узнаю. А на сегодня довольно. Успокойтесь, Персиваль. Спите сном праведника, сын мой, и вы увидите, что́ я для вас сделаю, когда на помощь нам обоим придет рассвет! В моей огромной голове теснятся грандиозные планы и проекты. Вы оплатите векселя и найдете Анну Кэтерик, даю вам честное слово! Я друг, которого вы должны лелеять в самом сокровенном уголке вашего сердца, разве нет? Не достоин ли я тех небольших денежных ссуд, о которых вы так деликатно напомнили мне совсем недавно? Что бы вы ни делали, Персиваль, никогда больше не оскорбляйте во мне мои лучшие чувства. Признавайте их, Персиваль! Берите с них пример! Я снова вас прощаю. И снова жму вашу руку. Спокойной ночи!

Больше не было сказано ни слова. Я слышала, как граф закрыл дверь библиотеки. Я слышала, как сэр Персиваль закрыл ставни. Дождь лил все это время, не стихая ни на минуту. Я промокла до костей; мое тело ныло от длительного пребывания в неудобном положении. Я попробовала пошевелиться, но усилие это было столь мучительно, что мне пришлось отказаться от своего намерения. Предприняв новую попытку, мне удалось встать на колени на мокрую, скользкую крышу. Когда я доползла до стены и смогла подняться, опираясь на нее, я оглянулась и увидела, как осветилось окно в туалетной комнате графа. Мужество вернулось ко мне, и, не спуская глаз с его окна, я, шаг за шагом продвигаясь вдоль стены, нащупывала дорогу к себе обратно.

Часы пробили четверть второго, когда я наконец ухватилась за подоконник моей комнаты. Я не видела и не слышала ничего такого, что могло бы заставить меня предположить, что мое отсутствие было обнаружено.

X

20 июня 8 часов утра

На безоблачном небе сияет солнце. Я еще не подходила к постели, не смыкала моих усталых от бессонной ночи глаз. Из того же окна, из которого вчера я смотрела в ночную тьму, сегодня я смотрю на яркий утренний свет.

Считаные часы прошли с тех пор, как я вернулась к себе, а кажется, что минули недели.

Лишь несколько часов назад – но какими долгими эти часы показались мне – я опустилась в темноте здесь, на полу, продрогшая и промокшая насквозь, бесполезное, беззащитное, охваченное паникой существо.

Сама не помню, как я пришла в себя. Не помню, как добралась до спальни, зажгла свечу и начала искать, словно позабыв, как это ни странно, где она лежит, сухую одежду, чтобы поскорее согреться. Я помню, что я сделала все это, но не помню, когда именно.

Я даже не могу припомнить, когда прекратился сковывающий все мое тело озноб и на смену ему пришел сильнейший жар.