Письмо состояло всего лишь из трех строчек, написанных с таким небрежением, что я была поражена. Если память мне не изменяет, вот что в нем говорилось: «Дражайшая Лора, пожалуйста, приезжай в Лиммеридж когда захочешь. На ночь остановись в доме твоей тетки. Очень огорчен известием о болезни дорогой Мэриан. Любящий тебя дядя, Фредерик Фэрли».
– Но я предпочла бы не заезжать к ним! Я предпочла бы не останавливаться в Лондоне на ночь! – с горячностью воскликнула ее светлость, прежде чем я успела закончить читать письмо, как бы коротко оно ни было. – Не пишите графу Фоско! Пожалуйста, умоляю вас, не пишите ему!
Сэр Персиваль снова налил себе вина из кувшина, но так неловко, что опрокинул бокал и вино разлилось по столу.
– Кажется, мне изменяет зрение, – пробормотал он про себя странным, глухим голосом.
Он медленно поставил бокал на стол, снова наполнил его и осушил залпом. Боюсь, судя по его виду и манерам, вино бросилось ему в голову.
– Прошу вас, не пишите графу Фоско! – еще более настойчиво проговорила леди Глайд.
– Почему же это, хотел бы я знать? – вдруг вскричал сэр Персиваль с внезапной вспышкой ярости, так что мы обе испугались. – Где, как не в доме, выбранном для вас вашим дядюшкой, – в доме вашей тетушки, – вам подобает остановиться в Лондоне, как это советует сделать вам сам мистер Фэрли? Спросите об этом миссис Майклсон!
На этот раз сэр Персиваль бесспорно был прав, так что мне нечего было ему возразить. Как ни сочувствовала я леди Глайд во всех иных вопросах, я не разделяла ее несправедливого предубеждения против графа Фоско. Я еще никогда не встречала леди, занимавшую такое высокое положение в обществе, у которой были бы столь плачевно ограниченные взгляды и суждения относительно иностранцев. Ни письмо ее дяди, ни все возрастающее нетерпение сэра Персиваля, по-видимому, не возымели на нее ни малейшего действия. Она все не соглашалась ночевать в Лондоне и все продолжала умолять мужа не писать графу.
– Довольно! – грубо прервал ее сэр Персиваль, поворачиваясь к нам спиной. – Если вам самой недостает здравого смысла, чтобы понять, что для вас лучше, об этом придется позаботиться другим. Все уже устроено и скоро закончится. От вас только и требуется поступить так же, как поступила мисс Холкомб…
– Мэриан? – повторила ее светлость, совершенно потрясенная. – Мэриан ночевала в доме графа Фоско?!
– Да, в доме графа Фоско. Она остановилась там вчера вечером, чтобы передохнуть по пути в Лиммеридж. Вам придется последовать ее примеру и поступить так, как велит вам ваш дядюшка. Завтра вы переночуете у Фоско, как сделала ваша сестра. Не противоречьте мне больше понапрасну! Не заставляйте меня раскаиваться в том, что я вообще вас отпускаю!
Он вскочил со своего места и быстро вышел на веранду через открытую стеклянную дверь.
– Простите меня, миледи, – прошептала я, – но я бы предложила нам уйти, не дожидаясь здесь возвращения сэра Персиваля. Очень боюсь, что он слишком разгорячен вином.
Согласившись, уставшая и безучастная, она вышла из столовой.
Как только мы снова оказались в безопасности наверху, я употребила все силы, чтобы успокоить ее светлость. Я напомнила ей, что в письмах мистера Фэрли, адресованных мисс Холкомб и ей самой, содержится определенное предписание и даже требование, которое раньше или позже, но непременно придется выполнить. Она приняла мои доводы и даже добавила, что оба письма совершенно в характере ее дядюшки, однако, несмотря на все мои убеждения, ее тревога за мисс Холкомб и необъяснимый ужас, в который повергала ее мысль о том, чтобы заночевать в лондонском доме графа, оставались прежними. Я сочла своим долгом попытаться изменить неблагоприятное мнение о его сиятельстве, сложившееся у леди Глайд, что я и сделала, выказав при этом подобающие терпение и такт.
– Простите мне мою смелость, миледи, – заметила я в итоге, – ибо сказано: «Итак по плодам их узнаете их»[10]
. Я убеждена, что неизменная доброта и внимание его сиятельства графа, проявленные им с самого начала болезни мисс Холкомб, заслуживают нашего доверия и уважения. Даже окончательную размолвку его сиятельства с мистером Доусоном следует отнести на счет его беспокойства о мисс Холкомб.– Какую размолвку? – спросила леди Глайд с внезапно пробудившимся интересом.
Я рассказала ей про неприятные обстоятельства, в результате которых мистер Доусон перестал ездить в Блэкуотер-Парк, – я упомянула об этом тем охотнее, что с неодобрением относилась к попыткам сэра Персиваля скрыть от леди Глайд все случившееся в доме.
Ее светлость вскочила на ноги с видом еще более взволнованным и испуганным, чем до моего рассказа.
– Это еще хуже! Еще хуже, чем я думала! – вскричала она, заметавшись по комнате с потерянным видом. – Граф хорошо знал, что мистер Доусон ни за что не позволил бы Мэриан ехать в таком состоянии. Он нарочно оскорбил доктора, чтобы выгнать его из дома.
– О миледи! Миледи! – запротестовала я.