Женщина в белом

В назначенное время экипаж подъехал к дому. Ее светлость была права – сэр Персиваль так и не появился. Я ждала его до последней минуты, но ждала напрасно.

И хотя на мои плечи не было возложено прямой ответственности за отъезд леди Глайд, в душе я чувствовала себя очень неспокойно.

– По собственному ли желанию ваша светлость едет в Лондон? – спросила я, когда экипаж миновал ворота.

– Я поеду куда угодно, – отвечала она, – лишь бы покончить с ужасной неизвестностью, которая так терзает меня.

Беспокойство за судьбу мисс Холкомб в итоге передалось и мне. Я осмелилась попросить леди Глайд написать мне несколько строк, если в Лондоне все пройдет благополучно. Она отвечала:

– С большим удовольствием, миссис Майклсон.

– Все мы несем свой крест, миледи, – сказала я, заметив молчаливо-задумчивое состояние ее светлости, в которое она погрузилась после того, как обещала написать мне.

Она ничего не отвечала, – казалось, она была слишком занята собственными мыслями, чтобы обратить на меня внимание.

– Боюсь, ваша светлость плохо спали сегодня, – сказала я немного погодя.

– Да, – проговорила она, – мне не давали покоя тревожные сны.

– В самом деле, миледи?

Я подумала, что она решила поделиться со мной своими снами, но нет, когда она снова заговорила, то спросила меня:

– Вы сами, лично отправили мое письмо к миссис Вэзи?

– Да, миледи.

– Говорил ли вчера сэр Персиваль, что граф Фоско встретит меня на вокзале в Лондоне?

– Говорил, миледи.

Она тяжело вздохнула, услышав мой ответ на этот ее последний вопрос, и больше не произнесла ни слова.

Мы приехали на станцию минуты за две до прибытия поезда. Садовник, везший нас, занялся поклажей, а я пошла покупать билет. Когда я вернулась к ее светлости, до нас уже доносился свист приближавшегося поезда. Леди Глайд выглядела безучастной, она прижимала руку к сердцу, словно внезапная боль или страх овладел ею в это последнее мгновение.

– Как я хотела бы, чтобы вы поехали со мной! – сказала она, порывисто хватая меня за руку, когда я отдавала ей билет.

Если бы еще было время, если бы вчера я чувствовала то же, что чувствовала теперь, я бы смогла все устроить таким образом, чтобы сопровождать ее, даже если бы для этого мне пришлось тут же отказаться от места у сэра Персиваля. Однако все произошло иначе: пожелание ее светлости, высказанное в самый последний момент, было высказано слишком поздно, чтобы я могла его исполнить. По всей вероятности, она и сама поняла это еще раньше, чем я успела проговорить хоть слово в свое оправдание, и больше не повторяла своего желания видеть меня своей спутницей. Поезд остановился у платформы. Ее светлость передала садовнику небольшой подарок для его детей и с сердечной простотой пожала мне руку, прежде чем войти в вагон.

– Вы были очень добры ко мне и к моей сестре, – сказала она, – добры, когда мы так нуждались в дружеском участии. Я буду с признательностью вспоминать о вас до конца своих дней. Прощайте, и да благословит вас Господь!

Она произнесла эти слова таким голосом и с таким выражением на лице, что на глазах у меня навернулись слезы, словно она прощалась со мной на веки вечные.

– До свидания, миледи, – сказала я, сажая ее светлость в вагон и стараясь подбодрить ее, – до скорого свидания, и позвольте мне искренне пожелать вам более счастливых дней!

Она покачала головой и вздрогнула, усаживаясь на свое место. Кондуктор закрыл за ней дверь купе.

– Вы верите в сны? – прошептала она мне из окна. – Мне снилось… Вчера… Никогда еще мне не снилось ничего более страшного. Я еще и теперь не могу опомниться от ужаса.

Свисток к отправлению прозвучал раньше, чем я успела ответить, – и поезд тронулся. В последний раз я взглянула на бледное лицо леди Глайд, печально и торжественно она смотрела на меня из окна вагона. Она помахала мне рукой – и больше я ее не видела.

В тот же день, около пяти часов пополудни, улучив минутку для отдыха в череде нескончаемых хлопот по хозяйству, которые теперь, в отсутствие других слуг, легли мне на плечи, я уединилась в собственной комнате, желая успокоить свои мысли проповедями моего мужа. Впервые в жизни мне никак не удавалось сосредоточить внимание на этих благочестивых и ободряющих словах. Придя к заключению, что отъезд леди Глайд растревожил меня гораздо сильнее, нежели я полагала, я отложила книгу в сторону и пошла прогуляться по саду. Насколько мне было известно, сэр Персиваль еще не возвращался, поэтому я без всяких колебаний решилась показаться в саду.

Завернув за угол дома и подойдя к саду, я очень удивилась, заметив прогуливавшуюся по нему женщину. Она шла по дорожке, спиной ко мне, и собирала цветы.

Когда я приблизилась к ней настолько, чтобы она услышала мои шаги, женщина обернулась.

Кровь застыла в моих жилах. Передо мной стояла миссис Рюбель!

Я не могла ни двинуться, ни вымолвить хоть слово. Она подошла ко мне с обычным для нее невозмутимым видом, держа в руках букет.

– Что случилось, мэм? – спросила она спокойно.

– Вы здесь! – проговорила я, задыхаясь. – Не уехали в Лондон?! Не уехали в Камберленд?!

Миссис Рюбель понюхала цветы с коварной усмешкой.