Женщина в белом

Ей смутно грезилось, что она куда-то ехала (в каком часу это было, она сообщить не могла) с графом Фоско и опять-таки с миссис Рюбель в качестве его помощницы, но, когда и почему она рассталась с миссис Вэзи, леди Глайд сказать не могла, как не могла сказать и того, в каком направлении ехала их карета, где они остановились и были ли все это время вместе с ней граф и миссис Рюбель. Далее в ее печальной истории обнаружился полнейший пробел. Она не имела никакого представления о том, сколько прошло дней, прежде чем она очнулась в совершенно чужом для нее месте, окруженная совершенно незнакомыми ей женщинами.

Это был сумасшедший дом. Здесь она впервые услышала, как ее называли Анной Кэтерик, и здесь же – что было одним из наиболее существенных обстоятельств в истории этого заговора – она собственными глазами увидела на себе одежду Анны Кэтерик. В первый же вечер пребывания леди Глайд в лечебнице сиделка показала ей метки на всех ее вещах, по мере того как ее подопечная снимала их, и сказала без какой-либо досады в голосе, скорее даже добродушно: «Взгляните на ваше собственное имя на этой одежде и перестаньте твердить, что вы леди Глайд. Она умерла и похоронена, а вы живы и здоровы. Посмотрите на вашу одежду! Вот ваша метка чернилами, вы найдете такие же на всех своих старых вещах, которые мы сохранили у себя, – и на каждой „Анна Кэтерик“ написано так четко, словно отпечатано!» И действительно, когда по приезде их в Лиммеридж мисс Холкомб рассматривала белье своей сестры, она видела эти метки.

Вот все, чего смогла добиться леди Глайд от своей сестры, осторожно расспрашивая ее о происшедшем по пути в Камберленд, – большинство из этих воспоминаний представляются довольно смутными, а некоторые и вовсе противоречивыми. Мисс Холкомб остерегалась задавать сестре вопросы относительно событий в лечебнице, поскольку понимала, что рассудок ее, по всей вероятности, не выдержал бы этого испытания. По добровольному признанию директора лечебницы было известно, что она прибыла туда 27 июля. С этого времени вплоть до 15 октября (дня ее освобождения) она находилась под постоянным надзором, ей систематически внушали, что она Анна Кэтерик, и категорически отказывали ей в наличии у нее здравого смысла. Любой человек с менее впечатлительной нервной системой, к тому же не столь хрупко организованный физически, непременно подвергся бы страданиям под воздействием столь сурового испытания. Никто не смог бы пройти через все это и не измениться.

Приехав в Лиммеридж поздно вечером шестнадцатого числа, мисс Холкомб мудро решила не предпринимать попыток по восстановлению личности леди Глайд до следующего дня.

Наутро она первым делом отправилась в комнату мистера Фэрли и, предварительно предприняв все возможные предосторожности, дабы подготовить его, очень подробно рассказала ему обо всем случившемся. Едва прошли его первое потрясение и испуг, как он гневно заявил, что мисс Холкомб позволила Анне Кэтерик одурачить себя. Он сослался на письмо графа Фоско и на ее собственные слова относительно поразительного сходства между Анной Кэтерик и его покойной племянницей и наотрез отказался принять у себя, хотя бы на одну минуту, сумасшедшую, чье появление в его доме уже само по себе было чрезвычайно оскорбительным и возмутительным.

Мисс Холкомб вышла от него, переждала, пока первый пыл ее негодования не спадет, и после некоторого размышления решила, что во имя простого человеколюбия мистер Фэрли непременно должен увидеть свою племянницу, прежде чем навсегда закроет для нее двери собственного дома, приняв ее за проходимку, и посему, не предупредив ни о чем леди Глайд, повела ее к нему в комнату. У дверей стоял слуга, которому было приказано не пускать их, но мисс Холкомб, выказав настойчивость, миновала его и вошла к мистеру Фэрли, ведя за руку свою сестру.

Последовавшая за этим сцена, хотя и продолжалась всего несколько минут, была столь тягостна, что не поддается описанию, – мисс Холкомб всячески избегала воспоминаний о ней. Довольно будет сказать, что мистер Фэрли в самых резких выражениях заявил, что не узнает женщину, которую к нему привели, что ничто в ее наружности и манерах не заставило его даже на мгновение засомневаться, будто бы на лиммериджском кладбище похоронена не леди Глайд, и что он прибегнет к покровительству закона, дабы оградить себя от посягательств, если еще до наступления вечера самозванка не покинет его дом.