Женщина в белом

– Осталась, сэр. Она была такой бессердечной и бесчувственной, что ни во что не ставила мнение своих соседей. Она объявила всем, начиная со священника, что стала жертвой ужасной ошибки и что никакие местные сплетники не смогут заставить ее уехать, ибо она ни в чем не виновата. В мое время она продолжала жить в Старом Уэлминхеме, а после моего отъезда, когда построили новый город и люди побогаче начали переселяться в него, она тоже перебралась туда, словно раз и навсегда решила поселиться рядом с ними и до последнего возмущать их покой. Она и теперь еще живет в Уэлминхеме и, по всей вероятности, останется там, вопреки всем и вся, до самой своей кончины.

– Но на какие средства она жила все эти годы? – спросил я. – Был ли ее муж в состоянии помогать ей и хотел ли он это делать?

– И мог, и хотел, сэр, – сказала миссис Клеменс. – Во втором письме моему доброму мужу он написал, что, раз она носит его фамилию и живет в его доме, какой бы скверной она ни была, она не должна умереть с голоду, будто нищая-попрошайка с улицы. Он хотел назначить ей небольшое содержание, которое она могла бы ежеквартально получать в банке в Лондоне.

– И она приняла помощь от него?

– Ни единого фартинга, сэр. Она заявила, что ничем не будет обязана Кэтерику, проживи она хоть до ста лет. И слово свое сдержала. Когда мой дорогой муж умер, письмо Кэтерика попало мне в руки, и я сказала ей, чтобы она дала мне знать, когда будет в нужде. «Сначала всей Англии станет известно, что я в нужде, – заявила она, – прежде чем я скажу об этом Кэтерику или его друзьям. Вот вам мой ответ, и передайте его ему, если он когда-нибудь напишет вам снова».

– Полагаете, у нее были собственные средства?

– Если и были, то очень небольшие, сэр. Поговаривали, и, боюсь, не без основания, что средства к существованию она тайно получала от сэра Персиваля Глайда.

После этого ответа я ненадолго прервал свои расспросы, желая поразмыслить над тем, что только что услышал от миссис Клеменс. Если я безоговорочно принимаю всю эту историю за чистую правду, то становится совершенно ясно, что я ни прямо, ни косвенно ни на шаг не приблизился к раскрытию тайны и что мои розыски снова привели меня к очевидной и обескураживающей неудаче.

И все же в рассказе миссис Клеменс было одно обстоятельство, которое не позволяло мне принять на веру всю эту историю целиком и заставляло думать, что есть в ней нечто скрытое под спудом.

Я никак не мог объяснить себе, почему уличенная в измене жена причетника добровольно решила остаться жить там, где все кругом знали о ее бесчестье. Меня не удовлетворяло заявление самой миссис Кэтерик, будто бы своим странным поступком она желала доказать собственную невиновность. Более естественным и вероятным мне казалось, что она была не столь уж независима в своих поступках, как надеялась показать это. Но в таком случае, кто же имел над ней власть, чтобы заставить ее остаться в Уэлминхеме? Несомненно, тот, кто снабжал ее средствами к существованию. Она отказалась от помощи своего мужа, у нее не было достаточно собственных денег, она была одинокой, лишенной друзей и уважения женщиной, – к какому же еще источнику она могла прибегнуть за помощью, как не к тому, на который указывали слухи, – сэру Персивалю Глайду?

Обдумывая эти предположения и все время держа в голове тот несомненный факт, что миссис Кэтерик является хранительницей тайны сэра Персиваля, мне со всей очевидностью открылось, что оставить миссис Кэтерик жить в Уэлминхеме было полностью в интересах сэра Персиваля, ибо испорченная репутация не позволила бы ей завести в городе близкие отношения с соседками, а значит, и не предоставила бы ей случайных возможностей неосторожно проговориться в минуты задушевных бесед с закадычными друзьями. Но в чем заключалась тайна, которую следовало так тщательно скрывать? Разумеется, не в постыдной связи сэра Персиваля с покрывшей себя позором миссис Кэтерик, так как об этом знали все в округе, и не в подозрении, что он был отцом Анны, поскольку Уэлминхем был именно тем местом, где это подозрение, совершенно определенно, должно было бы существовать. Если бы я принял на веру суть проступков этих двоих в том виде, в каком она была мне преподнесена и чему безоговорочно поверили другие в этой истории, если бы я пришел в результате этого к тому же поверхностному умозаключению, к которому пришли миссис Клеменс и все ее соседи, где же во всем услышанном мной содержался тогда хотя бы малейший намек на общую страшную тайну, связавшую сэра Персиваля с миссис Кэтерик, тайну, которую они с таким тщанием скрывали до сих пор?

И все же именно в этих встречах украдкой, в этих перешептываниях жены причетника с «джентльменом в трауре», без всякого сомнения, существовал ключ к разгадке.