Женщина в белом

На мгновение ее холодное, непроницаемое лицо вспыхнуло, руки замерли, что, по-видимому, предвещало вспышку гнева, которая могла бы вывести ее из равновесия. Но нет, она поборола свое растущее раздражение, откинулась на спинку стула, скрестила руки на своей широкой груди и с улыбкой угрюмого сарказма на полных губах посмотрела на меня со своей прежней невозмутимостью.

– А! Теперь я начинаю все понимать, – сказала она. Ее укрощенный гнев проявлялся только в нарочитой насмешливости ее тона и обращения. – Вы затаили злобу против сэра Персиваля и хотите отомстить ему с моей помощью. Я должна рассказать вам и то и это и все прочее о сэре Персивале и о самой себе, не так ли? Верно? Вы суете нос в мои личные дела. Вы вообразили, что перед вами погибшая женщина, живущая здесь с молчаливого согласия окружающих, которая согласится сделать все, что бы вы ни попросили, из опасения, что вы можете повредить ее репутации в глазах ее сограждан. Я вижу насквозь вас и ваши чудесные расчеты. Да, вижу! И меня это забавляет. Ха-ха-ха.

Она на минуту умолкла, крепче прижала руки к груди и засмеялась про себя – глухо, грубо и злобно.

– Вы не знаете, как я жила здесь и что я здесь делала, мистер Как-вас-там-зовут, – продолжала она. – Я расскажу вам, прежде чем позвоню и велю вас выставить из моего дома. Я приехала сюда опозоренной женщиной, потерявшей свое доброе имя, но с твердой решимостью обрести его вновь. Многие годы я радела об этом – и я обрела его. Я всегда держалась как равная с самыми почтенными лицами в городе. Если они и говорят что-либо про меня, они говорят об этом тайно, они не могут, не смеют говорить об этом открыто. Моя репутация незыблема в этом городе, и вам не удастся ее пошатнуть. Пастор кланяется мне. Ага! Вы на это не рассчитывали, когда ехали сюда? Пойдите в церковь, расспросите обо мне – вам скажут, что у миссис Кэтерик есть свое место в церкви наравне с другими и она платит за него аккуратно в положенный день. Пойдите в городскую ратушу. Там лежит петиция – петиция от моих уважаемых сограждан о том, чтобы ни одному цирку не было дозволено появляться в нашем городе, дабы не нарушать наши моральные устои своими представлениями. Да! Наши моральные устои! Сегодня утром я поставила свою подпись под этой петицией. Пойдите в книжную лавку. Там собирали подписку на издание проповедей нашего священника под названием «В вере спасение мое». Мое имя значится в числе подписавшихся. Жена доктора во время последнего сбора после проповеди о благотворительности положила на тарелку только шиллинг, я же положила полкроны. Церковный староста Соуард сам собирал пожертвования и держал тарелку – он поклонился мне, а между тем десять лет назад он сказал Пигруму-аптекарю, что меня следовало бы палкой выгнать из города. Ваша мать жива? Разве ее настольная Библия лучше моей? Уважают ли ее лавочники и торговцы, как уважают меня? Она всегда жила по своим средствам, как делала это я? А! Вот вдоль площади идет пастор. Посмотрите-ка, мистер Как-вас-там-зовут, посмотрите, если вам угодно!

Она вскочила с проворством молодой женщины, подошла к окну, выждала, пока пастор не поравняется с ней, и торжественно поклонилась ему. Священник церемонно поднял шляпу и прошел мимо. Миссис Кэтерик снова села на стул и посмотрела на меня с еще большим сарказмом, чем прежде.

– Вот! – сказала она. – Что вы теперь думаете о женщине с погибшей репутацией? Как выглядят теперь ваши расчеты?

Странный способ, избранный ею для самоутверждения, удивительное фактическое доказательство ее восстановленного положения в обществе, которое она только что мне предоставила, привели меня в такое недоумение, что я слушал ее в немом изумлении. Однако это ничуть не уменьшило моей решимости предпринять очередную попытку застать ее врасплох. Если бы я сумел вывести ее из равновесия, в запальчивости она могла сказать нечто такое, что дало бы мне ключ к разгадке.

– Как выглядят теперь ваши расчеты? – повторила она.

– Точно так, как они выглядели, когда я появился у вас, – отвечал я. – Я не сомневаюсь в прочности положения, которое вы завоевали в этом городе, и не собираюсь подрывать его, даже если бы мог. Я приехал сюда, потому что совершенно убежден, что сэр Персиваль – ваш враг в не меньшей степени, чем мой. И если у меня есть причины ненавидеть сэра Персиваля, то и у вас тоже есть за что его ненавидеть. Можете отрицать это сколько хотите, можете не доверять и гневаться на меня, сколько вам угодно, но вы единственная женщина во всей Англии, которая в силу нанесенного ей оскорбления должна была бы помочь мне уничтожить этого человека.

– Уничтожайте его сами, – сказала она. – Потом возвращайтесь, и увидите, что я вам тогда скажу.