Женщина в белом

Граф поднялся вместе со всеми и величественно рассматривал зрителей, занимавших ложи, в свой бинокль. Сначала он стоял к нам спиной, но вскоре повернулся лицом к нашей части зала, продолжая в течение нескольких минут изучать ложи, располагавшиеся над нами. Он то подносил бинокль к глазам, то отводил его, но и тогда он по-прежнему безотрывно глядел наверх. Я выбрал ту минуту, когда его лицо ничто не заслоняло и наружность графа можно было хорошо рассмотреть, чтобы обратить на него внимание Пески.

– Вы знаете этого человека? – спросил я.

– Какого человека, друг мой?

– Вон того высокого, толстого человека, который стоит сейчас к нам лицом.

Песка приподнялся на цыпочки и посмотрел на графа.

– Нет, – сказал профессор, – я не знаю этого высокого, толстого человека. Он чем-то знаменит? Почему вы мне его показываете?

– Потому что у меня есть веские причины, чтобы хотеть разузнать о нем побольше. Он ваш соотечественник. Его зовут граф Фоско. Это имя вам знакомо?

– Нет, Уолтер. Ни имя, ни сам человек мне незнакомы.

– Вы совершенно уверены, что не узнаёте его? Посмотрите на него еще раз, посмотрите внимательно. Когда мы уйдем из театра, я расскажу вам, почему это так важно для меня. Подождите, встаньте здесь, повыше, – отсюда вы сможете лучше его разглядеть.

Я помог своему маленькому другу взойти на край помоста, благодаря которому задние ряды партера располагались на возвышении в форме амфитеатра. Теперь маленький рост Пески не мешал ему – стоя здесь, он мог смотреть в партер поверх дамских причесок.

Рядом с нами стоял худощавый светловолосый человек со шрамом на левой щеке, заметил которого я только тогда, когда увидел, как внимательно он смотрел на Песку, когда я помогал тому взобраться повыше, и как он стал еще более внимательно смотреть, следуя за взглядом Пески, на графа. Вероятнее всего, он услышал наш разговор, и это возбудило его любопытство.

Между тем Песка, не отрываясь, рассматривал повернутое к нам широкое, полное, улыбающееся лицо человека, который стоял прямо напротив него.

– Нет, – сказал Песка, – мне никогда в жизни не доводилось видеть этого толстяка.

Когда он произносил эти слова, граф перевел взгляд на ложи бенуара, находившиеся у нас за спиной.

Глаза обоих итальянцев встретились.

Если минуту назад я был совершенно убежден, Песка повторил это несколько раз, что он не знает графа, то теперь я вполне уверился, что граф знает Песку!

Знает его и, что еще более удивительно, боится его! Перемену в лице этого злодея нельзя было истолковать никак иначе. Стальной оттенок, который приобрела кожа его загорелого лица, неожиданная оцепенелость, завладевшая всеми его членами, застывший взгляд его холодных серых глаз – все говорило само за себя. Смертельный ужас управлял его телом и душой – и причиной тому стало то, что граф узнал Песку!

Худощавый человек со шрамом на щеке продолжал стоять подле нас. По всей вероятности, при виде впечатления, которое Песка произвел на графа, он пришел к тому же заключению, что и я сам. Этот мужчина, обладающий манерами джентльмена, больше походил на иностранца, и в его внимании к происходившему между нами не было ничего оскорбительного.

Лично я со своей стороны был так поражен происшедшей с графом переменой, так изумлен тем, какой оборот приняли события, что не знал ни что говорить, ни что делать в этой ситуации. Из этого состояния нерешительности меня вывел Песка, шагнувший обратно к месту, где стоял раньше.

– Как этот толстяк вытаращил глаза! – воскликнул он. – Это он на меня уставился? Разве я знаменит? Откуда он может знать, кто я, если я не знаю, кто он?

Я не спускал с графа глаз. Я заметил, что, когда Песка спустился, граф нарочно встал таким образом, чтобы не терять маленького человечка из виду. Мне было любопытно увидеть, как он поступит, если в этих обстоятельствах отвлечь от него внимание Пески, и потому спросил профессора, нет ли среди дам в ложах его учениц. Песка тотчас же поднес к глазам свой огромный бинокль и начал медленно разглядывать верхнюю часть театра, с самым добросовестным вниманием отыскивая среди зрителей своих учениц.

Едва граф заметил, что Песка не смотрит больше в его сторону, он быстро обернулся, скользнул между зрителями и растворился в толпе, стоявшей в центральном проходе партера. Я схватил Песку за руку и, к великому изумлению моего друга, потащил его за собой, стремясь пересечь путь графа прежде, чем тот достигнет выхода. К моему удивлению, худощавый незнакомец опередил нас, ловко преодолев затор, образовавшийся передо мной и Пеской при выходе из зала. Когда мы наконец оказались в фойе, граф уже исчез, а вместе с ним исчез и незнакомец со шрамом.

– Идемте домой! – сказал я. – Идемте к вам, Песка. Мне необходимо поговорить с вами наедине, и поговорить немедленно.

– Господи помилуй! В чем дело? Что случилось? – вскричал профессор в состоянии крайнего недоумения.