Женщина в белом

– Человек с такой меткой, выжженной на этом месте, является членом нашего Братства, – сказал он, опуская рукав рубашки. – Любое предательство, совершенное членом Братства, рано или поздно раскрывается руководителями, которые знают преступника в лицо, то есть президентом или его секретарем. И когда это случается – он мертв. Никакие человеческие законы не спасут его. Помните же о том, что увидели и услышали, делайте из этого какие угодно выводы, поступайте дальше по вашему усмотрению, но, ради бога, что бы вы ни обнаружили и что бы вы ни сделали, не говорите мне ничего! Дайте мне возможность остаться непричастным ко всему этому, освободите меня от ответственности, сама мысль о которой ужасает меня. В заключение скажу еще раз – даю вам честное слово джентльмена и христианина, – если этот человек в Опере знает меня, значит он так изменился или так замаскировался, что я не смог узнать его. Мне ничего не известно ни о его делах, ни о целях, которые привели его в Англию. Насколько я знаю, я никогда его не видел, никогда не слышал его имени – вплоть до этой самой ночи. Мне нечего больше сказать. Оставьте меня ненадолго, Уолтер. Я подавлен всем происшедшим и потрясен собственным признанием. Дайте мне время прийти в себя, прежде чем мы встретимся с вами снова.

Он упал на стул и, отвернувшись от меня, закрыл лицо руками. Я тихонько отворил дверь, чтобы не беспокоить его больше, и шепнул ему на прощание несколько слов, которые он мог услышать или нет – по своему желанию.

– Я сохраню память о сегодняшнем вечере в святая святых моего сердца, – сказал я ему. – Вы никогда не раскаетесь в том, что доверились мне. Могу я прийти к вам завтра? Могу я прийти в девять часов утра?

– Да, Уолтер, – ответил он, ласково глядя на меня, снова заговорив по-английски, словно ему хотелось поскорее вернуться к нашим прежним отношениям. – Приходите разделить мой скромный утренний завтрак до того, как я отправлюсь к своим ученицам.

– Спокойной ночи, Песка.

– Спокойной ночи, друг мой.

VI

Выйдя от Пески, я сразу же решил, что после всего мною услышанного мне не остается ничего иного, кроме как действовать незамедлительно. Только так я мог рассчитывать застать графа врасплох, в противном случае, отложи я дело хотя бы даже только до утра, я, скорее всего, лишился бы последней возможности восстановить Лору в правах. Я посмотрел на часы. Было десять часов вечера.

Я вполне отдавал себе отчет в том, с какой целью граф покинул театр. Совершенно определенно, его нынешнее бегство из Оперы предшествовало спешно готовящемуся отъезду из Лондона. На его руке было клеймо Братства – я ничуть не сомневался в этом, словно граф сам показал мне его, а на его совести – измена Братству – вот почему он узнал Песку.

Нетрудно было понять, отчего это узнавание не оказалось взаимным. Человек с характером графа никогда не рискнул бы стать шпионом, не обезопасив себя предварительно самым тщательным образом от всевозможных случайностей. Гладковыбритое лицо графа, на которое я показал профессору в Опере, во времена молодости Пески было, возможно, покрыто густой растительностью; темно-каштановые волосы графа, по всей вероятности, были париком, да и имя его, скорее всего, было не настоящим. Время также могло сыграть графу на руку – таким непомерно тучным он, наверно, стал лишь в последние годы. Вот почему Песка не узнал его, тогда как граф со своей стороны сразу узнал Песку, чья довольно оригинальная наружность и маленький рост резко выделяли его среди прочих людей.

Я уже говорил, что был вполне уверен в намерении графа, когда тот ушел из театра. Как я мог сомневаться в этом, когда я собственными глазами видел, что граф, несмотря на всю происшедшую в его внешности перемену, верил, что был узнан профессором и что посему он находится в смертельной опасности! Если бы я мог встретиться с графом сегодня же ночью и дать ему понять, что мне тоже известно о нависшей над ним угрозе, к какому результату это привело бы? Ясно одно: кому-то из нас нужно стать хозяином положения, чтобы другой оказался целиком в его власти.

Но прежде чем столкнуться с тем, что мне уготовано, ради самого себя я был обязан тщательно продумать свои дальнейшие шаги. Ради собственной жены я был обязан предпринять все возможные меры, дабы уменьшить риск, на который собирался пойти.