Мне было некогда об этом размышлять. Подождав немного, пока незнакомец не скроется из виду, я позвонил в колокольчик. Было двадцать минут двенадцатого – довольно поздно, чтобы граф мог легко отделаться от меня под тем предлогом, что он будто бы уже лег спать.
Единственный способ предупредить подобную вероятность отказа принять меня: минуя все предварительные расспросы, сообщить ему мое имя и в то же время постараться дать ему знать, что у меня есть серьезные причины для неотлагательного визита в столь поздний час. Поэтому я вынул из визитницы свою карточку и написал внизу, под своим именем: «По важному делу». Когда я дописывал карандашом последнее слово, горничная открыла передо мной калитку и недоверчиво спросила, что мне угодно.
– Окажите, пожалуйста, любезность, передайте это вашему господину, – ответил я, вручая ей свою визитную карточку.
По нерешительности служанки я тотчас понял, что, если бы я первым делом поинтересовался, дома ли граф, она бы выполнила заранее полученное указание и ответила бы мне, что его нет. Уверенность, с которой я вручил ей мою карточку, сбила ее с толку. Поглядев на меня в крайнем замешательстве, она пошла к дому, затворив за собой калитку и оставив меня ждать в палисаднике.
Она снова появилась примерно через минуту:
– Граф приветствует вас и просит сообщить, по какому делу вы хотите его видеть.
– Передайте ему мое ответное приветствие и скажите, – отвечал я, – что о своем деле я стану разговаривать только с ним самим.
Служанка опять ушла, затем снова вернулась и на этот раз попросила меня войти.
Я последовал за нею. Через минуту я был в доме графа Фоско.
В холле не было лампы, но при тусклом свете свечи, которую горничная принесла с собой из кухни, я увидел, как из одной из комнат нижнего этажа бесшумно выскользнула пожилая дама. Она бросила на меня злобный взгляд, когда я входил в дом, но, не вымолвив ни слова и не ответив на мой поклон, стала медленно подниматься по лестнице. Мое знакомство с дневником Мэриан не оставило во мне и следа сомнения – пожилая дама была мадам Фоско.
Служанка привела меня в комнату, которую только что покинула графиня. Я вошел в нее и очутился лицом к лицу с графом.
Он был все еще в вечернем костюме, кроме фрака, который он бросил на стул. Рукава его рубашки были закатаны чуть выше запястий. По одну сторону от графа стоял саквояж, по другую – сундук. По всей комнате были разбросаны книги, бумаги, одежда. Около двери на столе стояла клетка с белыми мышами, так хорошо знакомая мне по описанию Мэриан. Канарейки и какаду, по всей вероятности, находились в какой-то другой комнате. Я застал графа сидящим перед сундуком, который он упаковывал. Он встал, чтобы принять меня, держа в руках какие-то бумаги. Лицо его еще хранило отчетливые следы потрясения, пережитого им в театре. Толстые щеки обвисли, холодные серые глаза настороженно следили за мной, его голос, облик и манеры – все существо его выражало сильнейшее подозрение, когда он шагнул мне навстречу и подчеркнуто вежливо предложил мне сесть.
– Вы пришли по делу, сэр? – спросил он. – Я теряюсь в догадках, о чем может идти речь.
Нескрываемое любопытство, с которым он меня рассматривал, убедило меня, что он не заметил меня в Опере. Сначала он увидел Песку, и с той минуты и до самого своего ухода из театра он уже не обращал внимания больше ни на кого из окружающих. Мое имя, конечно, предупредило его о моих враждебных намерениях, но, казалось, он действительно не подозревает, с какой целью я пришел к нему.
– Я очень рад, что застал вас дома, – сказал я. – Похоже, вы собираетесь предпринять путешествие?
– Ваше дело имеет какое-то отношение к моему отъезду?
– В некоторой степени.
– В какой же именно? Вам известно, куда я уезжаю?
– Нет. Но зато мне известно, почему вы уезжаете из Лондона.
Он со скоростью мысли проскользнул мимо меня к двери, запер ее и положил ключ к себе в карман.
– Мы с вами превосходно знаем друг друга, хоть и заочно, мистер Хартрайт, – сказал он. – Вам, случайно, не приходило в голову, когда вы сюда шли, что я не из тех, с кем можно шутить?
– Конечно приходило, – отвечал я, – и я здесь не для того, чтобы шутить с вами. Меня привело сюда дело жизни и смерти, и будь даже эта дверь, которую вы заперли, открыта сейчас – никакие ваши слова или поступки не заставили бы меня уйти отсюда.
Я прошел вглубь комнаты и стал напротив него на ковре у камина. Он придвинул стул к двери и уселся на него, положив левую руку на стол. Рядом с графом стояла клетка с белыми мышами; маленькие создания проснулись, когда рука их хозяина тяжело опустилась на стол, и, глядя на него, повысовывали мордочки через цветные прутья своего причудливого домика.
– «Дело о жизни и смерти», – повторил он тихо. – Эти слова более серьезны, возможно, чем вы думаете. Что вы имеете в виду?
– То, что сказал.
Пот выступил на его широком лбу. Левая его рука подвинулась к краю стола. В столе был ящик с замком, в замке торчал ключ. Пальцы графа сжали ключ, но не поворачивали его.