Женщина в белом

Кофе принесла сама мадам Фоско. В знак благодарности граф поцеловал ее руку и проводил до двери, потом вернулся, налил себе чашку кофе и отнес ее на письменный стол.

– Могу ли я предложить вам кофе, мистер Хартрайт? – сказал он, прежде чем сел за стол.

Я отказался.

– Как? Уж не думаете ли вы, что я отравлю вас? – произнес он весело. – Англичане обладают здравым смыслом, – продолжал он, усаживаясь за стол, – но и у них есть один большой недостаток: они всегда настороже, даже когда в этом нет никакой нужды.

Он обмакнул перо в чернила, положил перед собой первую полосу бумаги, откашлялся и начал писать. Писал он чрезвычайно быстро и шумно, крупным и отчетливым почерком, оставляя между строками такие широкие промежутки, что дошел до низа страницы определенно не более чем через две минуты после того, как взялся за перо. По мере того как очередной лист бумаги кончался, он нумеровал его и бросал через плечо на пол. Когда первое перо его притупилось, оно тоже полетело на пол, и он схватил другое из числа разбросанных по столу. Страница за страницей, дюжинами, полсотнями, сотнями, летели на пол и образовывали вокруг его стула подобие сугроба. Проходил час за часом – я сидел и наблюдал за ним, он продолжал писать. Время от времени он останавливался, но только затем, чтобы отхлебнуть кофе, а когда кофе был уже выпит – чтобы изредка пошлепать себя по лбу. Пробил час, два, три, а листы все еще то и дело взлетали у него над плечом; неутомимое перо все еще скрипело по бумаге, а белоснежный бумажный хаос рос все выше и выше вокруг его стула. В четыре часа я неожиданно услышал резкий росчерк пера, указывавший на то, что, по всей видимости, граф цветисто подписывал свое имя на последней странице.

– Браво! – вскричал он, вскакивая на ноги с юношеской проворностью и глядя на меня с торжествующей улыбкой. – Кончено, мистер Хартрайт! – возвестил он, ударяя себя кулаком в могучую грудь. – Кончено, к моему глубокому удовлетворению и к вашему глубокому изумлению, когда вы прочтете то, что я написал. Тема иссякла, но человек – Фоско – нет! Я приступаю к приведению в порядок моих листков, к выверке моих листков и чтению, предназначенному исключительно для ваших ушей. Только что пробило четыре часа. Хорошо! Приведение в порядок, выверка и чтение – с четырех до пяти. Короткий сон для восстановления моих сил – с пяти до шести. Последние приготовления – с шести до семи. Дело с агентом и письмом – с семи до восьми. В восемь – en route![14] Такова программа!

Скрестив ноги, он сел по-турецки на пол среди своих бумаг и начал сшивать их при помощи шила и толстой нити. Потом снова сел за письменный стол, пролистал написанное, перечислил на первой странице все свои звания и титулы, а затем прочитал мне свой манускрипт с театральной выразительностью голоса и жестикуляции. Читатели вскоре получат возможность составить собственное мнение об этом документе. Здесь же достаточно упомянуть лишь одно: он отвечал моей цели.

Потом граф написал для меня адрес человека, у которого он нанял экипаж, и вручил мне письмо сэра Персиваля. Оно было отослано из Хэмпшира 25 июля и извещало графа о прибытии леди Глайд в Лондон 26 июля. Таким образом, в тот самый день (25 июля), когда доктор засвидетельствовал факт ее смерти, наступившей в Сент-Джонс-Вуде, Лора, по свидетельству самого сэра Персиваля, была жива и находилась в Блэкуотер-Парке, а на следующий день должна была отправиться в Лондон! Так что когда я смогу раздобыть еще и свидетельство извозчика, у меня в руках соберутся все необходимые доказательства.

– Четверть шестого, – сказал граф, взглянув на свои часы. – Пора вздремнуть для восстановления сил. Внешне я похож на великого Наполеона, как вы, должно быть, заметили, мистер Хартрайт, но мое сходство с ним не ограничивается лишь этим: так же как и сей бессмертный гений, я могу повелевать сном по собственному желанию. Простите, я только приглашу сюда мадам Фоско, чтобы вы не скучали в одиночестве.

Зная так же хорошо, как и он сам, что мадам Фоско будет приглашена в комнату, дабы я не мог покинуть дом, пока граф будет спать, я ничего не ответил и принялся связывать бумаги, которые он передал мне во владение.

Леди вошла бледная, холодная и ядовитая, как всегда.

– Займите мистера Хартрайта, мой ангел, – сказал граф.

Он подвинул для нее стул, поцеловал ей руку, подошел к кушетке и уже через три минуты спал спокойным и счастливым сном добродетельнейшего человека на свете.

Мадам Фоско взяла со стола книгу, расположилась на стуле и взглянула на меня с неумолимой мстительной злобой женщины, которая ничего не забывает и никогда не прощает.

– Я слышала ваш разговор с моим мужем, – сказала она. – Окажись на его месте я, вы бы сейчас уже лежали здесь, на ковре, замертво!

С этими словами она открыла книгу и больше ни разу не взглянула в мою сторону, не произнесла ни слова за все время, пока ее муж спал.

Граф открыл глаза и встал с кушетки ровно через час после того, как заснул.