Женщина, вечная девочка…

Назначенье – художник.
Среди прочих его укажите,
средь ученых, дотошных:
утешитель, шаман, небожитель.

Ничего не разрушив,
не нарушив, не злясь, не бастуя,
только делает души
аккуратно, как делают стулья.

Как хлебы выпекают,
как, забыв о нажимах, наживах,
за порог выбегают
в луч рассвета, под нежность снежинок.

Нам, художникам, просто.
Где сломает мозги кто угодно,
нам неймется, поется
и в пространстве, и в клетке
свободно.

На спасительный дождик
откликается сущее наше.
И шагает художник,
воротник, как подросток, поднявши.

Не дрожит и не тужит,
никому не грозит, не карает,
запускает по лужам
свой бессмертный бумажный кораблик.

Свои

Памяти Володи Корнилова

1.

Простите все, кого люблю,
с кем я бывала невнимательна, –
свои! – то ласково, то матерно,
то – до небес, а то – к нулю.

Когда я буду в дальнем, том,
где судит только Бог повинного,
откроете – потом, потом! –
на все любовь меня подвигнула.

И если опыт мой ценим,
не вслед, рыданьями напрасными –
при жизни именно к своим
вы будьте бережны и ласковы!

2.

Отчего этот воздух так горек и кисл,
отчего сквозь прикрытые веки
открывается суть, открывается смысл –
для того, чтоб закрыться навеки?

Но шумит надо мной, за спиной пара крыл,
отвергая опоры, перила,
для того, чтобы то, что ты мне приоткрыл,
для себя до конца я открыла.

«Я не согласна с нею…»

Памяти Ю.Д.

Я не согласна с нею.
Зачем она ушла?
Она была сложнее,
нежней, чем я, была.

Сама за край предела,
хоть это и грешно,
ушла, не захотела
досматривать кино.

А для меня – не пытка,
что время бьёт и злит,
Я больше любопытна,
чем опыт мне велит.

Нескладно и накладно…
Но я в который раз
прошу судьбу: «Ну, ладно, –
ещё один сеанс!»

И шаг несу упруго
к неясной цели той…
Прости меня, подруга,
под вечною плитой.

«У вдов друзей…»

У вдов друзей
печальное житье.
От этой доли некуда деваться:
век помнить назначение свое –
писательской женою оставаться.
Она тогда сияла и цвела –
особая порода, племя, раса.
При старом муже девочкой была,
теперь сама стара и седовласа.
Когда их соберется больше двух,
неважно, что мы их героев хаем,
они стихи мужей читают вслух,
их прозу поминают с придыханьем.
Восходят позабытые слова.
Вдова больных и светлых слез не прячет!
И я – вдова,
и я еще жива.
А обо мне хоть кто-нибудь заплачет?

Защищаюсь

Р. Рудашевскому