Женщины Льва Толстого. В творчестве и в жизни

Месяца через три после этого почтенная старушка, смотрительница женского отделения тюрьмы, рассказала мне, что Розалия, будучи очень доброй девушкой, ее полюбила и объяснила ей, почему этот господин хочет на ней жениться. Оказалось, что она была дочерью вдовца, арендатора в одной из финляндских губерний мызы, принадлежавшей богатой даме в Петербурге. Почувствовав себя больным, отец ее отправился в Петербург и, узнав на амбулаторном приеме, что у него рак желудка и что жить остается недолго, пошел просить собственницу мызы не оставить его будущую круглую сироту – дочь. Это было обещано, и девочка после его смерти была взята в дом. Ее сначала наряжали, баловали и портили ей желудок конфетами, но потом настали другие злобы дня или она попросту надоела и ее сдали в девичью, где она среди всякой челяди и воспитывалась до 16 – летнего возраста, покуда на нее не обратил внимание только что окончивший курс в одном из высших привилегированных заведений молодой человек – родственник хозяйки, впоследствии жених тюремной сиделицы. Гостя у нее на даче, он соблазнил несчастную девочку, а когда сказались последствия соблазна, возмущенная дама выгнала с негодованием вон… не родственника, как бы следовало, а Розалию. Брошенная затем своим соблазнителем, она родила, сунула ребенка в воспитательный дом и стала спускаться со ступеньки на ступеньку, покуда, наконец, не очутилась в притоне около Сенной. А молодой человек между тем, побывав на родине, в провинции, переселился в Петербург и тут вступил в общую колею деловой и умственной жизни. И вот в один прекрасный день судьба послала ему быть присяжным в окружном суде, и в несчастной проститутке, обвиняемой в краже, он узнал жертву своей молодой и эгоистической страсти. Можно себе представить, что пережил он, прежде чем решиться пожертвовать ей во искупление своего греха всем: свободой, именем и, быть может, каким-либо другим глубоким чувством. Вот почему так настойчиво требовал он осуществления того своего права, которое великий германский философ называет правом на наказание».

Эту историю Анатолий Федорович Кони и поведал Льву Николаевичу Толстому во время одной из встреч. Толстой выслушал с интересом. А на следующий день признался, что необыкновенный этот случай не выходит у него из головы, что он «ночью много думал по поводу его». Ну и посоветовал написать рассказ.

Кони прислушался к совету, но, не имея такого колоссального литературного опыта, как у Толстого, так и не отважился на столь сложную работу. Прошло два месяца. И вдруг Кони получил письмо от Толстого, в котором тот спрашивал о судьбе рассказа.

Анатолий Федорович вспоминал: «Я отвечал обращенной к нему горячею просьбою написать на этот сюжет произведение, которое, конечно, будет иметь глубокое моральное влияние. Толстой, как я слышал, принимался писать несколько раз, оставлял и снова приступал. В августе 1895 года, на мой вопрос, он писал мне: “Пишу я, правда, тот сюжет, который вы рассказывали мне, но я так никогда не знаю, что выйдет из того, что я пишу, и куда оно меня заведет, что я сам не знаю, что я пишу теперь”. Наконец, через одиннадцать лет у него вылилось его удивительное “Воскресение”, произведшее, как мне известно из многих источников, сильнейшее впечатление на души многих молодых людей и заставившее их произвести по отношению к самим себе и к житейским отношениям нравственную переоценку ценностей».

В главе XIII первой части романа Лев Толстой показывает следующую встречу Нехлюдова с Катюшей Масловой, которая произошла спустя три года после того, как он покинул дом своих тетушек. Нехлюдов, уже в офицерском чине, по пути на театр военных действий заглянул к тетушкам, как предполагал, буквально на сутки, но встреча с Катюшей все перевернула в его душе. Он вспомнил свою любовь, в пору юности совершенно чистую и непорочную.

Но он, как отмечено в романе, был «уже совершенно другим человеком».

Несомненно, Лев Толстой тут, как иногда говорят писатели, «скалывал с себя». То есть он вспоминал себя юного и непорочного, глядящего на мир словно через розовые очки, и оценивал себя уже совершенно иным через некоторое время. Раскладывая свою жизнь на периоды, он в предисловии к своей биографии так и сказал, что то были «ужасные 20 лет, или период грубой распущенности, служение честолюбию, тщеславию и, главное, похоти…». Именно через призму тех своих ощущений, осуждаемых в последующие годы, он сумел показать мысли и чаяния своего героя Нехлюдова, причем показать со скрытым осуждением, без оправдания, но с объяснением, почему так случилось. Он показал путь грехопадения, которое происходило под давлением обстоятельств, под влиянием уже, к сожалению, дурного общества, складывающегося в России в результате «повреждения нравов».

О Нехлюдове он говорил: «Тогда (в первый свой приезд к тетушкам. – Н.Ш.) он был честный, самоотверженный юноша, готовый отдать себя на всякое доброе дело, – теперь он был развращенный, утонченный эгоист, любящий только свое наслаждение».